— Будет гроза! Пан Людвик! Пан Людвик!

— Слушаю, хозяин.

— Скорее… скорее… куда-нибудь в безопасное место!

Шофер прибавил газу.

Трах-тах-тах! Небо раскололось надвое.

Пани Михелупова перекрестилась:

— Помогай нам Господь!

Трах-тарарах! На горизонте вспыхнул огненный куст. Упали первые капли.

Вдруг с боковой дороги выскочил длинный блестящий автомобиль. Тррах! Бухгалтер не успел осознать, что произошло. Почувствовал только, как могучая сила вознесла его в воздух и бросила в придорожную канаву. Он успел смутно разглядеть: привесная коляска в форму турецкой туфли волчком крутилась посреди шоссе. Потом его лицо погрузилось в вонючую грязь.

В следующие мгновения кто-то его поднял, и двое мужчин под руки повели его к длинному блестящему автомобилю. Он увидел свою жену, вывалявшуюся в пыли, с окровавленным лицом. Дождь плескался об асфальт, гроза бушевала.

Пани Михелупова кинулась к мужу:

— Роберт! Ты не ранен?

— Ой-ой-ой! — хныкал бухгалтер.

Над ним склонился большой тучный господин в длинном плаще. Лицо господина выражало отчаянье.

— Пан, пан! — взывал он. — Вы живы? Говорите же!

Хотя дождь лил как из ведра, очень скоро место происшествия было окружено любопытными. Они рассуждали, делились соображениями и советами. Некоторые предлагали себя в свидетели. Они готовы присягнуть перед судом, что длинная блестящая машина виновна в аварии. Она ехала на большой скорости и не подавала сигналов.

Бухгалтер огляделся и увидел свой мотоцикл. Но это уже была не та буйная машина, в которой, как в бычке, скрывалась зловещая сила. Мотоцикл привалился к стволу дерева, — смятый в гармошку, поникший, несчастный калека; из него ушла жизнь; детали рассыпались в разные стороны, обезображенное тело мертво. Михелуп бросил на него прощальный взгляд. Трубки и шестерни уже не поблескивают загадочной, зловредной улыбкой; казалось, машина покорно просит прощения; бухгалтер почувствовал жалость к побежденному врагу.

— Ах, пан, — в отчаянии кричал большой тучный господин, — прошу вас, только не умирайте! Я вам все возмещу!..

Из окошка длинного автомобиля высовывала голову расфуфуренная взъерошенная дама и кричала толпе:

— Люди, не бойтесь! Со мной ничего не случилось!

Неожиданно большой тучный господин узнал шофера Людвика Маргана и бросился к нему:

— Людвик! Вы здесь? Откуда вы взялись?

Шофер в нескольких словах объяснил, что теперь служит у бухгалтера Михелупа.

Господин взмолился:

— Прошу вас, Людвик, сядьте за руль. На этого типа я не могу положиться. Он пьет! Я чувствую запах пива! Это он во всем виноват! Людвик, я снова принимаю вас на работу. Какое мне дело до того, что у вас были неприятности… Вы прекрасный человек, осмотрительный шофер, а не убийца, как этот… — Ведь это он всем нам причинил столько горя!..

— Пожалуйста, пан директор, — сказал Людвик, — я приму ваше предложение… разумеется, если пан Михелуп меня отпустит.

— Люди! Люди, не бойтесь! — продолжала кричать взъерошенная дама. — Со мной ничего не случилось!

— Дэзи, — рассердился генеральный директор, — прошу вас, замолчите. Вы действуете мне на нервы…

— Со мной, в самом деле, ничего не случилось! — истерически кричала дама.

— Будешь сидеть тихо или нет? — взревел генеральный директор. — Смотри, я заставлю тебя замолчать! Ах, пан, — снова обратился он к Михелупу. — Вы живы? Ответьте, ради бога! Или нет, лучше молчите, я вам все возмещу. А как дама? Жива? Боже мой, какое несчастье!..

Пани Михелупова была жива и пыталась усадить мужа в машину.

— Люди, не бойтесь! Со мной ничего не случилось! — все еще кричала взъерошенная дама. Из толпы начали доноситься ядовитые замечания, пани Дэзи, наконец, умолкла и притулилась в уголке автомобиля.

63

Директор Гартенегг сел рядом с шофером; пану Михелупу было предоставлено место рядом с пани Гартенегговой; пани Михелупова оказалась рядом с бывшим шофером. Когда все места были заняты, директор приказал сидевшему за рулем пану Людвику трогаться. Ему хотелось поскорее уехать с места аварии. Автомобиль умчался, оставив кучку взволнованно дискутирующих свидетелей.

«Глу-глу-глу», — шумела затихающая гроза. Сквозь поредевшие тучи прорвался пучок солнечных лучей и, как рефлектор, осветил мокрое шоссе. С лугов поднимались клочья пара, над всем краем неожиданно выгнулась арка радуги. Бухгалтер чувствовал, как на его лице подсыхает грязь, а по телу расползался зуд; костюм был в нескольких местах порван. Да и пани Михелупова выглядела не лучше. К ее щеке пристал конский навоз, по всему телу растеклась боль от ушибов. В довершение бед бывший шофер уснул, склонив голову ей на грудь, — из его рта несло пивом.

Пани Гартенеггова брезгливо забилась в угол, стараясь, чтобы между ней и бухгалтером оставалось свободное пространство. Она сморщила нос и пожаловалась:

— Освальд, этот пан дурно пахнет.

Обернувшись, директор с укором произнес:

— Молчите, Дэзи, ради бога молчите!

— Он ужасно пахнет, Освальд…

— Пахнет — так пахнет! Что ему делать? Вывалялся в навозе, вот и пахнет. Как вы себя чувствуете, пан? — обратился он к бухгалтеру. — Не слишком сильно расшиблись?

— Ой-ой-ой, — простонал Михелуп.

— Ну-ну… — пытался утешить Михелупа директор Гартенегг, — неужели так плохо? Прошу вас, успокойтесь, я вам все возмещу…

— Мы оставили… там… мотоцикл… — с трудом выдохнул бухгалтер.

— Неважно, пан, неважно… — залебезил директор, — все убытки я беру на себя…

— Но я… мы… он был у нас так долго… а теперь там… лежит, всеми покинутый…

С неожиданной грустью вспоминал бухгалтер машину, коварного врага, свидетеля его страданий, причину всех удивительных и запутанных приключений. Мотоцикл взбудоражил его тихую, упорядоченную жизнь. Бухгалтер тысячекратно проклял машину, тысячекратно отрекся от недруга, который гонял его с места на место и не давал спокойно вздохнуть. И вот теперь понимает, как привык к этому коварному созданию. Ему будет не хватать машины с блестящими трубками, шестернями, гофрированным цилиндром и привесной коляской наподобие турецкой туфли…

— Ой, ой, ой, — простонал он.

— Вам больно, друг мой, больно? — участливо спрашивал директор, — надеюсь, вы не слишком сильно расшиблись. Я вам все возмещу, будьте покойны.

— А вы как себя чувствуете, мадам? — обратился он к пани Михелуповой.

— Я… еле… жива… — простонала она.