— Он… полицейский… сбежался народ, а он видит, что его слушают, и ну кричать еще пуще… Якобы мы слишком много о себе понимаем, нам не угодишь, а ведь кто мы такие? Голь чиновная!..
— Но из-за чего? Из-за чего поднял он такой крик?
— Мол, с какой стати я попросила хозяйку помочь мне закрыть окно… Эй вы, кричал, что вы себе позволяете? Моя жена вам не прислуга! Как вы смели!? Вы что, не знаете, что должны относиться к пани хозяйке дома с почтением?! — Потом попрекал меня тем, что когда мы переезжали, он помог нам передвинуть шкаф, дескать, он к нам не нанимался. Думал, мы искренне держим его сторону и никак не ожидал, что тайком сговоримся с его зятем.
Чиновник обомлел. — Так, так… Он посмел обратиться к тебе «эй вы»?! Ну ладно, ладно, успокойся, не плачь… Я с ним поговорю. Я скажу ему все, что об этом думаю. Сударь, молвлю ему, от своей супруги я узнал, что вы грубо с ней разговаривали. Сударь, ужели вы не знаете, как надлежит разговаривать с дамой? Весьма прискорбно, но я в вас разочаровался…
Чиновник выпятил грудь, и продолжил свой монолог, энергично размахивая руками: — Вы, сударь, явно не отдаете себе отчета, кто перед вами. Я приму меры к тому, чтобы вы вели себя пристойно. Не беспокойся, Мария, я этого так не оставлю…
— Я ему покажу, я ему покажу… — бормотал он, укладываясь в постель.
Глава двадцать первая
1
Уже длительное время полицейский ощущал какую-то тяжесть, словно проглотил костяную пуговицу от воротничка. Для себя он свое состояние определил так: «Эти Сыровые сидят у меня в печенках».
В один прекрасный день он осознал, что Сыровые обосновались в его доме, а за квартиру не платят. При этом он как-то запамятовал, что чиновник преподнес ему приданое своей жены, а он за это дал обязательство предоставить им жилье сроком на четыре года… Но уже по истечении первого квартала полицейский с горечью отметил, что семьи двух других съемщиков содействуют умножению его достатка, тогда как семья чиновника отнюдь нет. «Засели в моем доме, — гневно думал он, — а пользы от них никакой. Чиновничья голытьба..!»
«Если вздумают съехать, — размышлял он далее, — то мне это будет только на руку… За такую квартиру, какую они занимают, я могу получить тысяч двадцать пять, да что я говорю — все тридцать… Как взнос на строительство. Сверх того новый жилец будет платить за квартиру, пусть и немного. А сейчас я не получаю ничего. Меня просто обдирают, обдирают, как липку, черт побери!»
Полицейский сжимал кулаки и изрыгал злобные слова. Он уже стал жертвой того душевного состояния, в какое впадают владельцы доходных домов. Когда хозяин заключает с кем-ни-будь контракт о найме, он преследует одну цель — улучшить свое финансовое положение. Но стоит съемщику переселиться с вещами под его кров, домовладелец тотчас начинает воспринимать присутствие этого съемщика только как помеху, обусловленную правом жильца пользоваться чужой недвижимостью. То есть, как ограничение собственных прав домовладельца на эту собственность.
Различными могут быть причины, в силу которых домовладелец испытывает враждебность по отношению к съемщикам. Как правило, съемщики ведут себя шумно. А если они не шумят, то это весьма подозрительно: наверняка замышляют что-то против хозяина. У жильцов бывают дети и мелкие домашние животные. Домовладелец же зачастую держит дворника; последнее обстоятельство особенно не идет на пользу добрым отношениям между противоположными сторонами. К тому же съемщики не выказывают должного почтения к своим хозяевам, что является их прямой обязанностью.
2
После обеда полицейский снова трудился возле своего дома. Из бетонных брусков он сооружал лестничный парапет, выкладывая некое подобие зубчатого ограждения, коими обносились средневековые замки. Попутно он обмозговывал, какую бы ему соорудить ограду вокруг участка, дабы обособить его от окольного мира. В конце концов он остановился на колючей проволоке, которая всего надежнее предохранит от вторжения всяких пакостников.
Чиновник вышел на террасу и увидел хозяина, который, сидя на корточках, мастерком подхватывал раствор. У чиновника захолонуло сердце. Но вспомнив, как грубо обрушился полицейский на его жену, он попытался собраться с духом. «Надо ему сказать, что я об этом думаю. Воздержусь от резких выражений и не дам спровоцировать себя на повышенный тон. Простые люди нередко ведут себя неправильно и неспособны сдерживаться. Напомню ему, что мы с женой люди образованные, а образованность должно уважать. Но скажу все это ясно, четко, твердо».
Он подошел к полицейскому и поздоровался.
Даже не глянув на жильца, полицейский что-то промычал и рукавом отер пот со лба. Проверил, плотно ли прилегает брусок к бруску, а затем принялся усердно разравнивать раствор.
Чиновник нерешительно переминался с ноги на ногу, потом спросил, как подвигается работа.
Полицейский вдруг отбросил мастерок и поднялся. Строго взглянув чиновнику в глаза, он начал: — Вот, что я вам скажу, пан Сыровы. Я уже по горло сыт всем этим. Меня выводит из себя, когда мои указания не выполняются. Я человек миролюбивый, но не выношу, если мне что-то делают назло. Как говорится, всему есть предел…
Чиновник хотел было что-то сказать, но полицейский не дал ему и рта раскрыть.
— Хозяин дома ничьим рабом не состоит, — продолжал он, — со мной шутки плохи! Я долго молчал, думал, авось наладится. А оно ни с места, и терпение мое лопнуло.
— Позвольте, — возразил чиновник, — но чем же мы провинились? Что вызвало ваше неудовольствие?
— Как?! — повысил голос хозяин дом. — Вы еще спрашиваете! А когда ваша краля высыпает золу прямо во дворе, — я что ли должен убирать за ней? Я к вам не нанимался. Золу следует выгребать в ящик, а потом отдавать мусорщику. Так это делается…
— Я бы вас попросил… — обиделся чиновник, — моя жена никакая не краля.
— Ну пусть пани, — ехидно парировал полицейский, — пусть хоть милостивая пани, фу-ты, ну-ты! Я этого у нее не отнимаю. Но коли она хочет, чтобы я называл ее милостивой пани, пусть изволит соблюдать заведенный мною порядок. Так-то, сударь.
Полицейский отхаркнулся и плюнул.
— Что же до вас, пан Сыровы, — сказал он более миролюбивым тоном, — то против вас я ничего не имею, вы человек смирный. Ради вас я встану хоть среди ночи и буду с вами разговаривать. О вас я самого высокого мнения. Но ведь вы же ничего не знаете, потому как целый день на службе. А тут такое творится! Порой охота бежать без оглядки. Он снова опустился на корточки и принялся за прерванную работу.
Чиновник немного постоял, не зная, что еще сказать, потом предложил хозяину сигарету. Буркнув «Спасибо», полицейский заложил сигарету за ухо и снова взялся за дело, не обращая больше на чиновника никакого внимания.
Жилец ушел, размышляя о результатах своего демарша. Он испытывал некоторое недовольство собой.
«Надо было высказать ему свое мнение более определенно, — думал он. — Надо было сказать ему: пан хозяин, советую вам тщательнее выбирать слова и выражения. Если вы признаете свою вину, мы останемся добрыми друзьями… Но на меня он не сердится. Я со всеми умею ладить».
3
Полицейский поднялся и направился в сад. Он был так взбудоражен, что не мог продолжать работу. В нем все клокотало от злости.
— И этот мямля будет меня еще поучать! — шипел он. — Почему я ему не выдал? Почему я такой добряк? Пьют мою кровь, а я, как говорится, не мычу, не телюсь, да еще беру от него сигарету. Стыд и срам…
Он шел по дорожкам мимо гряд, под ногами у него хрустел шлак. Полицейский остановился перед кустом роз. Он заметил, что лыко, которым куст был подвязан к колышку, ослабло. На кусте расцвела одна-единственная роза, желтая, роскошная. Полицейский наклонился, понюхал розу, зажмурив глаза.
«Красивая роза расцвела в моем саду, — восторгался он, — а у портного розы совсем захирели. Похоже, нынче у него ни одна цвести не будет». — Но тут он снова помрачнел, вспомнив, что чета Сыровых будет жить в его доме целых четыре года…
Он застонал: «Что мне эти розы, раз я такой осел! Портной Менцль взял под свои каморки тридцать пять тысяч кредита и вдобавок получает квартирную плату. Нет, вы только поглядите на него! Эдакий шибзик, а котелок у него варит дай Боже! Все умеет обернуть себе на пользу. Такому и розы-то ни к чему, лишь бы шестаки в кармане звенели».
Он постоял, давая успокоиться вскипевшей в жилах крови. Затем принял решение и сделал широкий жест правой рукой.
«Грядки жильцов ликвидировать, сад будет только моим! Портной тоже не выделил жильцам гряды, потому как осторожен. Вы не будете отрывать от меня мое кровное. Не будете жировать за мой счет. Быть добреньким я больше не желаю! Хватит! Сад мой, а кому это не нравится, тот может убираться! Вот мое последнее слово!»
Полицейский глянул на молодую яблоньку и увидел, что плод увеличился в размерах и округлился.
— Расти, расти, яблоко, — нежно сказал он, — ты мое, только я могу тебя съесть. Сад тоже мой, и дом тоже. И все, что тут находится, подчинено моей воле…
4
Жене чиновник сказал: — Я с ним переговорил. Высказал ему все, что надо.
— Что же он ответил, — спросила жена.
— Что ответил? А что он может ответить? Он понимает, что неправ. Думаю, это было просто недоразумение.
