Пани Михелупова пожала плечами и заметила:
— Как знаешь…
Однако такое равнодушное пожатие плечами, в котором бухгалтер усмотрел неуважение к своему авторитету, привело его в ярость. Он чувствовал, как все у него внутри клокочет, пришлось напрячь силы, чтобы не взорваться.
Мотоцикл стоял между супругами и злорадно раздувал пожар несогласия.
«Гараж, — глухо клокотал Михелуп, — легко ей сказать: гараж! Чьими деньгами ты швыряешься? Кто их добывает потом и кровью? Ты или я? То-то и оно! Пялится на меня, а у самой серьги точно сливовые косточки! Думает, они ей к лицу! Ничего подобного… И щеки напудрены. Ей, видите ли, нужно подкрашиваться, это замужней-то женщине, матери семейства… Гараж! Сколько ты принесла приданого, что так легко разбрасываешься деньгами? Ага, то-то… И не пялься, нечего на меня пялиться…»
Пани Михелупова отвечала примерно так:
«Говори, что хочешь, все равно я тебя не слушаю. Все мужчины растяпы, а ты самый большой растяпа на свете. Надо же — придумал, куда поставить мотоцикл! Слыханное ли дело — держать его в прихожей?.. Умник! Только посмотрите, как он таращит глаза! Думает — я испугаюсь. Счас тебе! Комик! Чучело гороховое!.. До чего же горькая у меня судьба! Что я с ним имела? Другая на моем месте давно бы его бросила. От жадности даже ссохся, на щеках вылезли лиловые прожилки. А на меня еще и молодые заглядываются…»
Это была немая перебранка, но супруги уже слышали, как хлопают двери и звенит разбитая посуда.
— Папочка, что такое эстетика? — вдруг спросила Маня.
— Эстетика — это… — пробормотал отец, — да отвяжись ты от меня! Будете проходить в школе…
— Не приставай к папочке, — сделала ей замечание мать, — ты же видишь, сколько у него забот.
— И вообще, — вдруг разъярился Михелуп и пригрозил девочке кулаком, — у тебя в голове одни глупости. Я уже давно за тобой наблюдаю. Смотри, выпорю! Чтобы от вас была радость, как от других детей — так нет же! Одна мука… Одно горе… Вот приедем в Прагу, — угрожающе продолжал он, — глаз с вас не спущу. Не будет вам ни озорства, ни шалостей. Я из вас выбью дурь…
Он замолчал, потому что в купе вошел какой-то деревенский дядя с вонючей трубкой.
Поезд с грохотом въехал в застекленный дебаркадер. Михелуп предложил жене идти с детьми домой, а сам занялся доставкой мотоцикла. В уме он перебрал список фирм, занимающихся доставкой, и с удивлением обнаружил, что среди пражских экспедиторов у него нет ни одного знакомого. Бухгалтер обозвал себя легкомысленным глупцом. Как мог он, опытный и предусмотрительный охотник за скидками и выгодами, забыть о такой важной вещи?
Но теперь уже поздно плакаться. Он нашел фирму, помещавшуюся в старом, неказистом доме. Рассмотрел облупленную штукатурку портала, заглянул внутрь, в темную, неуютную канцелярию. И у него возникла надежда, что в этом заведении пойдут ему навстречу.
«Авось, назначат сходную цену, — подумал Михелуп, — нынче у них немного работы, постараются не упустить заказчика».
Он обратился к одному из служащих.
Тот принял заказ, взял карандаш и стал подсчитывать. Мотоцикл с вокзала Масарика до Карлина, на площадь. Тут не будет и двух километров. Мотоцикл весит не более двухсот килограммов.
— Пустяки, — объявил он, наконец, — сделаем вам все за пятнадцать крон.
— А это не слишком дорого? — стыдливо спросил бухгалтер. — Сбросьте чуточку, уж будьте так любезны. В дальнейшем я предложу вам что-нибудь покрупнее. Включу ваше заведение в свой список.
— Увы… — с сожалением вздохнул служащий.
— В других местах берут дешевле, — попытал счастья Михелуп.
— Исключено, уважаемый, — воскликнул служащий, — все рассчитано точно по тарифу.
— Ну, раз иначе нельзя… — сдался Михелуп.
Весь карлинский дом был на ногах, когда четверо силачей втаскивали мотоцикл на четвертый этаж. Люди отпирали двери, спрашивали, что случилось. Приплелась дворничиха и высказалась на счет того, не противоречит ли содержание мотоцикла в квартире правилам найма. Бабушка, которую шум заставил выглянуть из ее берлоги, выбежала на лестницу с криком:
— Так я и знала! Никогда не дадут хоть капельку покоя!
Михелуп, запыхавшийся, красный и потный, бегал вокруг, прося носильщиков быть осторожней. Как бы они не испортили машину и не оббили ступеньки. Он-де не хочет иметь в доме неприятности. До сих пор он был примером спокойного, не нарушающего порядков квартиросъемщика. И не желает утратить эту добрую репутацию.
Оказалось, машина в маленькой прихожей не помещается. Пришлось отделить коляску, и только тогда с большим трудом мотоцикл втиснулся, и то лишь после того, как платяной шкаф был выставлен в столовую.
Пани Михелупова следила за всем происходящим, свесив руки, и на ее челе бухгалтер прочел: «Любопытно посмотреть, чем это кончится…»
— Так. Вроде бы все в порядке, — удовлетворенно проворчал Михелуп.
— Пришлось-таки попотеть, — заметил один из носильщиков.
Они торчали в прихожей, словно и не собираясь уходить.
— Мы не получим на пиво, пан? — спросил один из них.
Бухгалтер возмутился:
— Что вам еще нужно? Думаете, для меня деньги валяются на улице?
И захлопнул дверь.
В тот вечер Михелуп, разбирая ящики письменного стола, нашел чистую школьную тетрадь. На обложке чернильным карандашом было написано: «Эта тетрадь была куплена 23 мая 1933 года, стоила она одну крону. Выторговано 20 геллеров. Итого — 80 геллеров».
