— Что за вопрос? Одна, конечно…
— А почему бы тебе не жить… с Таней, например?
Лицо Сони передернула злая усмешка.
— Благодарю покорно! Я никогда не дружила с женщинами. Особенно с такими… передовыми…
— Ха!.. Ха!.. Это Таня передовая? Бог с тобой, Соня! Я был бы спокоен за тебя. Таня — хороший человек!
Ее глаза сверкнули.
— Прошу не беспокоиться!.. Я не полоумная и, слава Богу, на своих ногах стою…
Она ненавидела Тобольцева в эту минуту. Она надеялась, что он будет её удерживать. А если нет, то все-таки он поймет всё удобство их встреч при этих новых условиях. А он… подкидывает ей Таньку! Эту противную девку, с которой у неё ничего нет общего…
— А что скажет на это Катя?
— Ах, мне все равно! — крикнула Соня и заплакала.
Но Тобольцев видел так много слез кругом, что чувствительность его уже притупилась.
Он никак не ожидал, что это известие так расстроит его жену. Любовь Катерины Федоровны к сестре вдруг вспыхнула с прежней силой.
— Это невозможно, Андрей! Я не отпущу ее!..
— Почему? Да и фактически ты этого не можешь сделать. Она почти совершеннолетняя.
— Она погибнет! Удержи ее… Поговори с ней…
— Что за нелепость, Катя?! Если она так не приспособлена к жизни, что погибнет, как только переступит порог нашего дома, то на неё надо махнуть рукой! Не такое теперь время, чтоб нянчиться с лишними людьми.
Она гневно закричала:
— Тебе легко так говорить! Не твоя сестра. А я за неё перед Богом отвечаю и перед своей совестью… Стыдно, Андрей!.. Я не ожидала этого от тебя…
Бледная, подавленная, она вошла в комнату Сони.
— Соня… Что я слышу? — мягко заговорила Катерина Федоровна, подсаживаясь на диван. — Неужели к моему безысходному горю о маме ты хочешь прибавить мне новое — разрыв с тобой? Чем я заслужила такую обиду? Почему ты хочешь уйти?
Соня была застигнута врасплох. Тиская мокрый от слез платок и не глядя на сестру, она призналась, что жить здесь тяжело. На все расспросы, однако, она молчала.
— Боже мой! Тяжело жить в семье! Если б год назад мне сказали, что так случится, я бы не поверила… — Она вдруг заплакала. Соня глядела на нее, потрясенная.
— Я не держу тебя… Ты не маленькая. Я только прошу: подожди хоть полгода! Маме не долго жить… Легко ли тебе будет думать потом, что тебе не было подле, когда она умирала?
Соня осталась.
Катерина Федоровна осыпала её ласками, делала ей подарки, покупала ей билеты в театр… Соня всю вражду свою перенесла теперь на Тобольцева. За один месяц её личико словно стаяло. В злых и печальных глазах притаилось что-то жуткое…
— Где ты проводишь все вечера? — раз спросила её сестра.
— У меня есть новые знакомства.
Катерина Федоровна тяжко вздохнула, но промолчала.
Но как-то раз, в праздник, когда Катерина Федоровна спала днем, Соня потребовала от Тобольцева объяснения. Личико у неё было больное, и голос срывался истерическими нотками.
— Ответь мне откровенно, тебе будет все равно, если я исчезну из вашей жизни?
— Смотря по тому, как ты исчезнешь, — добродушно ответил Тобольцев, шуткой стараясь предотвратить истерический припадок, который он предчувствовал. — Если ты выйдешь замуж по любви, мы с Катей будем очень рады…
— Оставь Катю в покое! Говори об одном себе… Тебе будет все равно, если я покончу с собой?
— Соня, не распускайся! Я этого не люблю… Кто так говорит, тот никогда с собой не покончит…
— Значит, ты хочешь, чтоб я отравилась?!
Он засмеялся.
— О, женственность! Вот она — ваша логика!
Он обнял ее, но она была как деревянная.
— Я на днях исчезну, — глухо сказала она.
Он поцеловал её ушко с недоверчивой улыбкой. Вдруг она положила ему руки на плечи. И он был потрясен красотой её лица, полного трагизма. Из её черных зрачков глядела на него, казалось, вся обнаженная пред ним, вся отдающаяся ему несложная девичья душа, с её неодолимым инстинктом любви, с её беззаветной жаждой счастья.
— Ты любишь меня? — расслышал он шепот её разом высохших губ.
