— Все знаю, — процедил Чернов. И на этот раз в его выпуклых глазах появилась прежняя наглость.
У Тобольцева задергало щеку, пока, стиснув зубы, он старался выдержать взгляд Чернова. Тот вдруг усмехнулся.
— Вчера… она мне встретилась… когда сюда ехала.
Тобольцев вскочил и ударил кулаком по столу.
— Ты подстерегал?.. Негодяй!
Чернов сжался как-то весь, спрятав голову в поднятые плечи.
— Ну, чего ты, право? Ведь женишься? Мне какое дело?
Тобольцев тяжело дышал. Сорвал салфетку и сел, стараясь успокоиться… Да! Теперь он хорошо видел, не было другого выхода из созданного им самим положения. И — теперь он понимал ясно — все его поведение в прошлую ночь было продиктовано безошибочным инстинктом. Жаль свободы, конечно!.. Но, видно, как ни отрицай обряды, а приходится идти на уступки, если любишь женщину. А требовать геройства от нее… какое он имеет право? «И чем скорее покончить, тем лучше!»
— Деньги у тебя есть? — повторил он уже спокойно.
Чернов взглянул негодующе.
— Какие деньги?
— А, черт!.. Ведь не в десяти же рублевом номере ты ночевал!
Чернов усмехнулся.
— Подумаешь, провинциал-л!.. Найди мне гостиницу, куда бы тебя пустили без вещёй и без жен-щины?
Тобольцев с мгновение глядел на отекшую физиономию Чернова. И вдруг весело расхохотался.
— Ну, знаешь? Придется тебе эти замашки оставить на время… Вот тебе пятьдесят рублей! Сейчас ступай и найми себе комнату помесячно. И прошу не рассчитывать на большую сумму от меня до… ну хоть до… — Глаза Чернова почти вылезли из орбит от волнения. — …ну хоть до лета! Я постараюсь тебя пристроить Б Москве… И становись на собственные ноги… Отдохнул? Уж, пора!
Чернов мгновенно успокоился. До лета было далеко.
Тобольцев брезгливым движением отодвинул бумажки от блюда с жарким.
— Ну, что ж ты не берешь деньги? Или… (Усмешка сверкнула в его глазах.) Или тебе этого мало?
Чернов с таким презрением поднял брови и скривил рот, небрежно в то же время засовывая бумажки в карман пиджака, что никакого не могло оставаться сомнения в том, как глядит он на поведение Тобольцева.
«Вот нахал!!!» — весело подумал Андрей Кириллыч.
— Для меня деньги никогда не имели значения, — процедил Чернов, и его глаза досказали: «Не такой я скаред, как ты!..»
— Ах, черт возьми! — расхохотался Тобольцев, откидываясь на спинку кресла. — Да ты просто неподражаем! — Он разом пришел в прекрасное настроение, вытянул с комфортом под столом свои длинные ноги и с удовольствием хлебнул вина.
Но Чернов — потому ли, что считал себя уже обеспеченным, с деньгами в кармане; потому ли, что владел тайной Екатерины Федоровны и рассчитывал сыграть на этих акциях, — не счел уже нужным скрывать свой образ мыслей. Ему хотелось извлечь наибольшую выгоду из своего положения. Из-за «Катьки» он терял сейчас слишком много.
— Ты обрекаешь меня на нищенство и имеешь духу смеяться? — сдержанно, драматическими нотками, но с злым блеском в глазах начал он, наливая седьмую рюмку ликера.
— Ну, знаешь что, Егорка? Все в меру хорошо, даже наглость твоя… Ты слыхал, сколько мне Ситников стоит?..
— Н-ну… то скрипач…
— Двадцать пять в месяц. И те насилу заставил его взять. Чуть не плакал… А Дмитриев?
— Ну, вот нашел!.. Студент небось!
— Дура!.. Студент, по-твоему, не человек? Перечница ты чертова! — рассердился Тобольцев. — Студент… Как будто у него кожа другая? Чем ты лучше его? А он не соглашался принять от меня больше двадцати пяти в месяц… Да и то до первого заработка… Студент… Пошевели мозгами-то! Кто из вас для общества полезнее? Он талантливый малый…
— О… я давно знаю, что я — ничтожество!..
Тобольцев встал из-за стола, не допив кофе.
— Ну, я вижу, ты ссориться хочешь… Назюзюкался опять… Смотри, Егорка! Запьешь — отрекусь от тебя… Так и знай!
— Мы все уже готовы к этому, — изрек Чернов, с привычной «слезой» в голосе. — Недаром гласит пословица: женится — переменится…
Тобольцев вздрогнул. Большими глазами он поглядел на приятеля. Эти слова задели какую-то тайную рану в его сердце.
— И все ты врешь, — подавленным звуком ответил он. — Перемениться может тот, над кем традиции и обрядности имеют силу, кто в них вырос, кто в них верит… А мое миросозерцание не может измениться оттого, что в паспорте, вместо «холост», появится слово «женат»… Как я был свободным человеком, так и останусь…
Чернов засвистал…
— Держи карман! С такой медвед… гм… кх… кх… С такой женщиной…
Тобольцев строго поглядел в побагровевшее лицо Чернова.
— Надеюсь, что я не хуже твоего разглядел характер моей будущей жены. Если хочешь знать, за эту вот натуру я её и полюбил. Будь она мягка, как Соня… хоть Соня и красавица, а Катю хорошенькой назовешь с натяжкой… Но, будь она мягка и податлива, на что мне нужна была бы такая? Ну, полакомился бы я такой девчонкой месяца три… Ты найди мне женщину с натурой, с индивидуальностью… Где они?
