Зато удивил Лерой. Он заглянул в барак, и мне показалось, что увидев меня, молодой человек немного расстроился.
Я вышла на улицу, догадавшись, что лорд Саффолк ожидал увидеть не меня, а Френсис.
- Вы что-то хотели?
- Я думал, что леди Френсис заступила на дежурство, - усмехнулся он, подтверждая мои догадки. – Что-то случилось? Ваша кузина заболела?
- О, нет… Френсис придет чуть позже, у нее кое-какие дела по дому, - успокоила я его. В этот момент из-за угла показалась миниатюрная фигурка кузины. – А вот и она.
Лерой обернулся, и на его губах заиграла легкая улыбка. Хм… А что происходит? Неужели молодой Саффолк заинтересовался свое несостоявшейся невестой?
- Будучи глухой она не вызывала у вас желания общаться, - не удержалась я от колкости.
- Я понимаю ваш сарказм, леди Анжелика, но вчера мы долго говорили с леди Френсис, и оказалось, что мне интересно слушать ее. Ваша кузина хорошо воспитана и умна, - ответил Лерой. – Не судите меня за то, что я не разглядел в ней этого раньше. Во-первых, нам навязывали этот брак, а во-вторых, как между мной и глухой девушкой могла установиться связь? Мы даже толком не были знакомы.
- Я не осуждаю вас, - я не хотела его обидеть своими словами. – Все это так странно… Словно сама судьба ведет вас друг к другу своей рукой.
- Добрый вечер, лорд, - кузина сделала легкий книксен. На ее лице появилось смущение.
- Все, я пошла! У меня еще куча дел! – я подмигнула ей. – Счастливо оставаться!
Идя по лесу, я размышляла над происходящим. Что ж, если между ними вспыхнет чувство, это прекрасно. Но вот как Лерой представит ее отцу? Френсис придется вернуться? А как же я?
Все запутывалось в какой-то огромный клубок, напоминая гирлянду, наспех брошенную в ящик после праздника. Иногда легче было купить новую, чем распутать старую.
Завернув к дому, я увидела лошадь графа, и мое сердце радостно забилось. Наконец-то он приехал!
Мортимер беседовал с полковником в его комнате. Я не стала им мешать и, переодевшись, направилась в погреб за суслом. Пришло время карбонизации.
- Миссис Маклин сказала, что вы вернулись, - услышала я голос графа и оглянулась. Он стоял на нижней ступеньке, глядя на меня каким-то странным взглядом. – Помочь вам?
- Нужно отнести эти бутыли в прачечную, - кивнула я. Мне вдруг показалось, что у него что-то произошло. – Все в порядке, ваша светлость?
- Да, все хорошо. – Торнтон подхватил бутыль и покинул погреб. Нет, его точно что-то гложет.
Когда все бутыли были перенесены в прачечную, я поставила на огонь глубокий таз, так как емкости нужно было простерилизовать.
Граф наблюдал за мной, опершись о подоконник.
- Вы, наконец, скажете мне, что произошло? – не выдержала я.
- Да… да… Для этого я и приехал… - он вдруг направился ко мне. – Леди Анжелика…
Он взял мои руки в свои, мягко сжал, словно прощаясь. Мне стало страшно. Я уже не хотела этого разговора.
- Вы… вы небезразличны мне. С некоторых пор я стал чаще думать о вас… - Мортимер замолчал, подыскивая слова. – Вы связаны с графом Саффолком и это было огромной проблемой, но теперь…
- Что теперь? – мое сердце колотилось так, что шумело в ушах.
И тут он рассказал мне о письме короля. Я никогда не помышляла об отношениях с графом, понимая всю сложность положения, в котором нахожусь. Но в этот момент на глаза навернулись непрошенные слезы. Мне было больно знать, что Торнтон может принадлежать другой женщине. Он оставил мои руки и обхватил теплыми ладонями лицо.
- Прошу, прошу вас…
Наши губы встретились. Наслаждение сплелось с болью, которая терзала душу. Но в этот момент я не могла думать, ни о чем, кроме его пылких объятий.
- Господи… Анжелика… - граф оторвался от меня и прошептал: - Давайте уедем отсюда. К черту все!
- Нет, - я прикоснулась пальцами к его губам, заставляя замолчать. – Нет… Вы возненавидите свою жизнь, если сейчас откажитесь от того, что вам дорого. А следом и меня. Я не желаю вам такой судьбы. Прошу вас, оставьте меня. Уходите.
- Вы точно этого хотите? – голос Торнтона стал холодным.
- Да, - я отошла к окну и отвернулась. Через минуту хлопнула дверь.
Я не могла так поступить с ним! Не могла! Хотя соблазн принять его предложение был очень велик. Граф обожал свои угодья, свои сады… Нет. Он должен заниматься любимым поместьем, а потом оставить его своему сыну. Я не имела права лишать Торнтона самого важного в его жизни.
Что ж… жалеть себя — дело неблагодарное. Так можно впасть в депрессию. Но это точно не про меня. Как бы ни было обидно и больно, нужно идти дальше. Я всегда считала, что жалость к себе поедает жизненные ресурсы, а это, в конце концов, приведет к тому, что и без того непростая ситуация начнет ухудшаться. От этого состояния безотказно помогало единственное средство – домашний труд.
Вытерев слезы, я заставила себя работать. Наполнив бутылки водой, поставила их в таз, чтобы прокипятить. Вместе с ними на стерилизацию отправилась и лейка, с помощью которой будет разливаться пиво. Если этого не сделать, весь процесс пойдет насмарку, и пиво можно будет отправить в сливную яму.
Отобранное для карбонизации сусло, называющееся в моем мире праймер, я прокипятила около пятнадцати минут, после чего отправила охлаждаться. А дальше начался процесс разлива. Сначала в бутылки добавлялся остывший праймер, а потом и основное перебродившее сусло. У меня уже целую неделю на виски настаивалось немного дубовой щепы. Специально для будущего пива. Ее я замачивала два раза, и как раз вторую «настойку» я собиралась использовать для придания вкуса напитку.
Теперь требовалось стравить воздух. Пластиковые бутылки достаточно было бы просто сжать, а со стеклянными нужно действовать по-другому. Не закупоривать их сразу, а дать углекислому газу немного времени, чтобы он выдавил воздух.
С пробками же была отдельная история. В подвале я нашла их целый ящик, но засунуть их в бутылку повторно, естественно, дело заведомо невыполнимое. Вот только когда русского человека, а тем более женщину, останавливали трудности?
Пробки отправились в кипящую воду, где они отпарились и размягчились. После чего я сняла кастрюлю с огня и поставила на ее борта сито, чтобы оно не касалось воды. В сито перекочевали уже размягченные пробки. Под закрытой крышкой они парились еще минут пять. Этого было достаточно для того, чтобы пробка легко сжималась пальцами. В таком состоянии она свободно входила в бутылочное горлышко. Через несколько дней пробка высохнет и приобретет первоначальную форму, плотно закупорив горлышко.
Наконец мое пиво отправилось на выдержку в погреб. В идеале оно должно было простоять там несколько месяцев, но первую пробу можно будет снять через две недели.
