— Я выехал с большим запасом времени, — продолжал он, — но мне перегородило дорогу упавшее дерево. И я задержался на несколько часов. Так или иначе… — Он выпрямился и протянул ей руку. — Добро пожаловать, сестра Мейсон. Добро пожаловать в Западную Танганьику. — Он улыбнулся мальчишеской улыбкой, из тех, которые словно вспыхивают на лице, освещая и полностью меняя его.
— Спасибо. — Анна улыбнулась в ответ и вернула непослушный локон обратно в узел. Затем пожала ему руку, чувствуя неловкость, оттого что ладонь у нее такая липкая. Но рука врача оказалась такой же влажной, да еще и шершавой от пыли. — Я очень рада, что приехала сюда.
Улыбка сошла с лица доктора Керрингтона так же неожиданно, как и появилась.
— Правда? — переспросил он. — Епископ предупредил меня, что вы были преисполнены решимости остаться в Додоме.
Анна открыла рот, но не нашлась, что сказать. Вряд ли она сможет признаться, что солгала. Придется солгать еще раз.
— Да, у меня были планы насчет Додомы, — наконец заговорила она. — Но потом епископ рассказал мне о Лангали… и о вас… о миссис Керрингтон… о вашей работе. И я решила, что это место просто замечательное. Поэтому я передумала. Так или иначе, интересы миссии всегда должны быть важнее планов отдельного человека. — Она закончила свою речь и замолчала, ожидая знака одобрения.
Доктор Керрингтон кивнул.
— Что ж, должен признаться, у меня камень с души упал. Мы живем очень уединенно: всего лишь трое европейцев во всей округе — я с женой и… вы. Мы очень рассчитываем, что вы будете работать с полной самоотдачей.
Анна посмотрела ему в глаза. Именно этого она и хотела. Полной самоотдачи.
— Разумеется, — отозвалась она.
Доктор Керрингтон махнул рукой куда-то за станцию.
— Я подгоню «лендровер» и загружу ваши вещи.
Анна смотрела ему вслед. В том, как он шел, Анна уловила определенное нетерпение — намек на тщательно маскируемое безрассудство. Отвернувшись, она неожиданно наткнулась на взгляд торговки бананами. На лице африканки расплылась широкая понимающая усмешка.
Ширины дороги через джунгли едва хватало для проезда «лендровера», и езда по ней была непрекращающимся сражением. Все звуки перекрывали постоянный гул двигателя, скрежет шасси, когда машина преодолевала очередную выбоину, и удары ветвей о кузов. Боковое окно было закрыто, но Анна едва сдерживалась, чтобы не уклоняться от каждого удара ветки.
Доктор Керрингтон держал руль обеими руками и не сводил глаз с дороги. Он не предпринимал попыток заговорить с Анной, и, несмотря на то что она видела, как он занят, его молчание нервировало ее. Наконец она решила поднята тему беспорядков в соседней стране, пытаясь говорить небрежно и произвести впечатление человека знающего.
Доктор Керрингтон выслушал ее пересказ того, о чем сообщил американец, и мрачно кивнул.
— С тех пор как бельгийцы ушли, ситуация стала сложной в целом регионе. Но этого стоило ожидать. Их режим был ужасным — они нещадно эксплуатировали людей. — Он говорил убежденно, по-прежнему не сводя глаз с дороги. — И они не подготовили африканцев к тому, чтобы те смогли сами поддерживать порядок. Они просто ушли, предварительно обчистив страну до нитки.
Анна посмотрела по сторонам.
— Похоже, независимости жаждут и здесь, не так ли?
— Африканцы уже определились с внутренней политикой, — сообщил ей доктор Керрингтон. — А ближе к концу этого года передача власти будет закончена. Танганьика станет республикой. Но не волнуйтесь, здесь ситуация иная. Это совсем другая история.
Анна кивнула. Его слова, да еще и произнесенные с такой уверенностью, успокоили ее.
Приблизительно через час лес поредел. Дорога стала ровнее, а шатер листвы над головами теперь пропускал лучи света до самого подлеска. Анна почувствовала себя более непринужденно. Она опустила стекло, и салон автомобиля заполнил свежий запах зелени.
— Смотрите! — воскликнула она, заметив небольшую антилопу, пасущуюся на поляне. — Это не дик-дик?
Доктор Керрингтон посмотрел туда, куда она указывала, и ударил по тормозам.
— Не двигайтесь, — прошептал он, когда автомобиль остановился.
Впрочем, говорить это необходимости не было: Анна, замерев, не сводила глаз с изящного создания, словно предчувствуя его страх и паническое бегство.
— Как красиво! — выдохнула она.
На несколько секунд все замерло. Затем доктор Керрингтон протянул руку назад и достал ружье. Быстро зарядил его — тихие щелчки показались громовыми в напряженной тишине. Наклонившись к Анне, он высунул дуло в окно, возле которого она сидела, и прицелился.
Анна вжалась в спинку сиденья. Раздался маслянистый резкий щелчок. Звук патрона, скользнувшего по стволу. Грохот выстрела.
Антилопа дернулась. Ее хрупкие ноги подогнулись. Точеная головка поникла.
Онемев от ужаса, Анна смотрела, как доктор Керрингтон выходит из машины и поднимает антилопу. Несет ее обратно — безжизненное тельце безвольно повисло в его руках. Он продемонстрировал добычу девушке, словно мальчишка, хвастающийся уловом. Анна с трудом выдавила улыбку.
— Они… их можно есть? — спросила она.
Доктор Керрингтон кивнул.
— Особенно хороши они жареными. Истинное наслаждение.
Анна, высунувшись в окно, смотрела на дик-дика. Провела пальцами по шелковистой шкурке — она была еще теплой. По телу антилопы пробежала дрожь, словно прикосновение пробудило ее к жизни. Дик-дик подняла голову и впилась в Анну умным, пронзительным взглядом, а затем неожиданно забилась, отбросив голову назад, так что в машину полетели брызги розоватой крови. У Анны душа ушла в пятки.
Доктор Керрингтон быстро убрал животное.
— Простите, простите, — повторял он. — Я думал, она уже умерла. — И он торопливо пошел к багажнику «лендровера».
Анна смотрела прямо перед собой, пытаясь успокоиться. То, что миссионеры охотятся, всем известно. В конце концов, здесь нет никаких мясных лавок, и ей придется привыкнуть к тому, что в дичь стреляют. Но у нее перед глазами так и стояла эта изящная, красивая антилопа. Затухающий умоляющий взгляд ее небольших глаз с темными ресницами.
Дальше они ехали молча, и это молчание было напряженным, красноречивым. Убийство животного на самом деле было лишь незначительным инцидентом, но оно нарушило их покой, заставив и Анну, и доктора почувствовать себя выставленным перед другим на обозрение.
Когда доктор Керрингтон наконец заговорил, его голос звучал неестественно громко.
