Стенли пожал плечами.
— Она просто глупая старуха…
— Это все? — не унималась Сара.
Стенли нахмурился.
— Еще она сказала, что одна беременна. И… — Он засомневался, стоит ли договаривать, но Сара смотрела на него с каменным выражением лица, взглядом требуя продолжения. — А вторая пока в ожидании.
Несколько секунд никто не двигался. Затем Сара повернулась к Анне и выдавила слабую улыбку.
— Не расстраивайтесь из-за нее, — ласково произнесла она. — Они любят пошутить. Я предпочитаю просто игнорировать их шутки — и они переключаются на другое.
И Сара занялась своей подопечной. Анна смотрела ей вслед, когда она выходила из палаты: Сара поджала губы, а движения ее стали резкими.
Майкл бросил кости, и они скатились на пол. Анна засмеялась, когда он стал искать их, опустившись на четвереньки. Сара перестала печатать.
— Я ложусь спать, — заявила она.
Хотя было еще рано, Анна собрала игру: они с Майклом не могли оставаться вдвоем в гостиной после того, как Сара выходила, да и в доме Анна не могла задерживаться, когда Керрингтоны начинали готовиться ко сну.
У входной двери Анна сняла в гвоздя фонарь и зажгла фитиль, чиркнув спичкой. Она чувствовала, что Майкл стоит рядом. Онемевшими пальцами она опустила стекло, прикрывая сине-золотое пламя.
Когда Майкл последовал за Анной на веранду, Сара тоже вышла из дома. Она стояла возле мужа, положив голову ему на плечо, пока они желали друг другу доброй ночи.
Анна ушла в темноту. Она чувствовала у себя за спиной присутствие двух человек, чувствовала на себе их взгляды. Теплый свет лампы, освещающий путь, казался ей символом их близости, утешительным лакомым кусочком, украденным из очага семейной пары.
Лежа на узкой кровати, Анна видела дом миссии в окно своей хижины. Сквозь занавески спальни Майкла и Сары пробивался уютный розовый свет. Анна смотрела на него, ожидая, когда он погаснет. Когда это случилось, ее накрыла волна одиночества. Это было сладостно-горькое двойственное чувство: боль одиночества и сладкие грезы о будущей любви. Она стала вызывать в памяти сцены близости из прошлого, утешаясь тем, что когда-то было в ее жизни. Вернула себе ощущение радости первой любви; подростковая любовь, ярко вспыхнув, не могла пылать долго. Вспомнила неловкое волнение глаз, губ и рук, играющих на грани неизведанного и запретного.
Как она осталась на берегу, у дюн, с другом из молодежной компании. Джейми Лестером. Был вечер, мокрый песок холодил ноги. Они оба лежали на боку, лицом друг к другу, так что одна рука оставалась свободной, а вторая была вжата в песок. Они целовались, закрыв глаза, чтобы полнее ощущать необычность касаний чужих зубов, чужого языка. До Анны не сразу дошло, что рубашка ползет по ее коже. Затем пришло ощущение внезапного холода ночного воздуха, и теплая рука стала прокладывать себе путь под расстегнутую одежду. Пальцы двигались вверх и вниз, исследовали изгиб ее позвоночника, поднимаясь все выше, и от этих прикосновений по коже бежали мурашки. Анна не почувствовала, как его пальцы расстегнули лифчик. Она внезапно поняла, что уже ничто не мешает руке путешествовать.
Анна замерла. Пришло время остановить его. Пока они не зашли слишком далеко. Но Джейми был старше нее. Его выбрали капитаном спортивной команды. Он знал, что делает…
Теперь его руки — уже обе — пролезли под мышками Анны, оказались у нее на спине и там стали медленно танцевать, двигаясь слаженно, рисуя круги на ее коже. Анна почувствовала, как соски, и так напрягшиеся из-за холода, еще сильней затвердели, страстно желая ощутить его прикосновения. Она застонала. Джейми замер, и его горячие руки неожиданно остановились, словно умерли. Затем он отодвинулся от нее и сел.
— Прости, — сказал он, ероша волосы, словно стирая с рук следы касаний к коже девочки-женщины. — Я не должен был… — Он отвернулся и стал смотреть на море, а Анна слишком поспешно застегнул лифчик, грудь не попала в чашки и теперь болела.
— Мне правда очень жаль, — снова заговорил он. Анна ничего на это не сказала, и он отодвинулся еще дальше от нее. — Лучше вернуться по отдельности, — пробормотал он. — Я пойду первым.
Он ушел, а Анна все еще лежала, ощущая, как тело вдавливается в податливый песок, и смотрела на яркие звезды, позволяя влажному воздуху охладить ее тело, чтобы оно потеряло чувствительность.
Здесь, в Лангали, звезды были такие же яркие. Анна смотрела на них, но видела вовсе не светящиеся точки, образующие расплывчатые узоры. Нет, она видела аккуратно сложенную одежду на стуле в спальне. Свет от лампы, пробивающийся через москитную сетку. Простыни, пахнущие лавандой, саше с которой Сара перекладывала постельное белье. И высокого белокурого мужчину, опускающегося на них. Тяжелого. Теплого. Мускулистого.
Мужчина наклонился над столом и тряхнул перевязанной рукой. Из-под повязки выпали личинки и рассыпались по столешнице — белые извивающиеся пятнышки. Анна, увидев их, шарахнулась назад и ударилась о спинку стула. К ней быстро подскочила медсестра, смахнула личинки себе на ладонь и унесла их куда-то.
— Эти насекомые, у меня от них все чешется, — пожаловался мужчина и снова наклонился над столом. — Внутри еще есть.
Анна нахмурилась. Но неприятно ей стало не из-за личинок, а от мысли, что они поселились в ране, которую она лично обработала антисептиком и перевязала стерильным бинтом. Словно сама природа взбунтовалась против законов медицины и теперь хвасталась безусловной победой. Анна взяла ножницы и начала вскрывать повязку. Ее удивило, что, хотя в ране завелись личинки, пахла она нормально, да и вообще отсутствовали какие-либо признаки инфекции. Во всяком случае, судя по внешнему виду, рана хорошо заживала.
— Сестра, сестра! Я должен поговорить с сестрой, — ворвался чей-то голос в мысли Анны.
Она подняла голову и увидела пожилого африканца, ругавшегося с медсестрами, которые пытались удержать его в конце очереди. Очередь сегодня была особенно длинной — Анна принимала амбулаторных больных самостоятельно. Сара, Майкл и Стенли уехали на «лендровере» в соседнюю деревню, где Майкл собирался открыть новую больницу.
— Вы должны дождаться своей очереди, — объяснила ему Анна. — Я ведь работаю так быстро, как только могу.
Мужчина вырвался и, прежде чем медсестры успели остановить его, рванулся к Анне. Подскочив к ее столу, он обеими руками вцепился в край столешницы, словно черпая силу в ее основательности.
— Умоляю! — воскликнул он. — Мой единственный внук умирает. Вы должны спасти его! Вы должны прийти в мою хижину! — Он уставился на Анну широко раскрытыми от волнения глазами. Его губы дрожали, а по подбородку стекала струйка слюны.
Анна посмотрела на длинную очередь ожидающих приема людей. Все не сводили глаз со старика. Они стали зрителями разыгравшегося тут спектакля.
Медсестры окружили его.
— Принесите ребенка сюда, — потребовали они. Успокаивающий тон. Попытка снизить накал страстей. — Таковы правила.
— Нет! — крикнул старик. Он еще сильнее вцепился в край стола и наклонился к Анне. — Я прошу вас. Я умоляю вас вместе со всеми моими предками. Пойдемте со мной. Если вы не придете, ребенок умрет.
Было в голосе мужчины, в его глазах такое отчаяние, что Анна не могла его проигнорировать.
— Это далеко? — спросила она.
— Совсем рядом, в двух шагах, — ответил старик.
Анна видела, что надежда вспыхнула в глазах мужчины, белки которых пожелтели от возраста. Его руки выпустили столешницу, плечи расправились.
— Вы пойдете со мной! — радостно воскликнул он.
К Анне подошла медсестра.
— Они должны приходить сюда, — напомнила она, медленно выговаривая английские слова. — Таковы правила.
Анна кивнула. Она знала правила больницы. Но она не могла заставить себя погасить свет надежды, вспыхнувший в глазах старика. Она встала. Медсестра, стоявшая около нее, замерла. Она собиралась сказать что-то еще, но Анна ее опередила.
— Займите мое место здесь, — попросила она. — Сделайте все, что можете. Остальных оставьте мне. Я скоро вернусь.
Ни один из больных, терпеливо ждущих своей очереди, не стал протестовать, когда Анна взяла медицинскую сумку и приготовилась идти. Они просто наблюдали за ней с нескрываемым любопытством, в полном молчании следили за каждым ее движением. Идя через территорию станции, Анна все еще чувствовала на себе их удивленные взгляды.
Послеполуденное солнце нещадно жгло, a тропа, по которой старик вел Анну, была узкой и крутой. Как только Анна приняла решение отправиться с ним к больному ребенку, она с беспокойством думала о том, куда ей придется пойти. В джунгли, в темные чащобы… Но когда они дошли до края долины Лангали, тропа повернула на север, в район, территория которого только казалась поросшей густым лесом. На самом деле свет пробивался до самой земли, так что можно было даже рассмотреть ближний подлесок. Но Анна не сводила глаз с тропы и пыталась не думать о змеях, свисающих с ветвей деревьев, и о насторожившихся зверях, глаза которых сверкали из тени. Время от времени она останавливалась, чтобы отогнать мух, крутившихся перед лицом, или переложить сумку в другую руку.
Вскоре Анну и старика уже сопровождала небольшая толпа. Люди возникали словно из ниоткуда: дети, подростки, юноши, женщины. Все были обернуты традиционными тканями, с бусами и другими украшениями. Они не пытались заговорить с белой женщиной, но изучали ее, замечая каждое движение, каждую деталь ее платья, рассматривали кожу, лицо. Ее густые рыжие волосы, собранные в узел на затылке. Многие предлагали ей помочь нести сумку, но Анна вежливо отказывалась. Ей очень не хотелось расставаться с медицинскими принадлежностями. В конце концов, какой толк от медсестры, если у нее нет ни лекарств, ни перевязочного материала?
Путешествие оказалось вовсе не таким коротким, как обещал старик, и, постепенно уходя все дальше от Лангали, Анна уже начала сомневаться в том, что поступила правильно, согласившись пойти с африканцем. Она помнила, что медсестры не одобрили ее поступок, и спрашивала себя, как отреагирует на него Майкл. Вряд ли он стал бы нарушать правила, наверняка остался бы принимать амбулаторных больных. Но, уговаривала она себя, возможно, он почувствовал бы то же, что и она, если бы увидел старика… услышал его мольбы…
Наконец впереди показался хутор. Он находился на большой поляне — четыре хижины, окруженные загонами для скота. Возле главной хижины собралась группа людей. Вокруг бегали и играли голые дети, а взрослые стояли неподвижно и молчали.
Спутник Анны побежал вперед, давая знак собравшимся расступиться и пропустить сестру. Затем он обернулся и поманил ее рукой.
— Быстрее, быстрее! — крикнул он.
