Хлоп!
О, директор таки выполнил фейспалм. Правильно, нечего держать все в себе. Оскал на лице князя застыл неприятной маской. Я же попросту засмеялся. В голос. Вот только что-то окружающие как-то очень странно переглянулись.
— Знаете что, полковник, — не обращая на мой смех ледяным тоном произнес Христафор Милорадович. — Я многое готов простить людям…
Директор слегка удивленно-насмешливо поднял бровь. Я был с ними согласен.
— Еще чуть-чуть больше я прощаю профессионалам…
Хм… К чему бы он это все?
— Но вот чего я никак не могу понять и простить, так это откровенного идиотизма. Особенно когда его демонстрирует персона в ваших чинах. Хотя знаете… Я даже закрою глаза на ваше, Сабуров, наплевательское отношение к эдиктам императора нашего, о недопущении дискриминации низкого сословия, а просто позволю Александру Сергеевичу самостоятельно решить вопрос. Любым удобным ему образом.
У мопса моментально отлегло от сердца. Он даже рискнул шутовски мне поклониться, издевательски демонстрируя свое пренебрежение.
Я улыбнулся. Как можно радушнее, между прочим!
Двое из четырех присутствующих отчего-то побледнели.
— Ну, вот я еще на дуэль с простолюдином не соглашался! — Пафосно заявил полковник, тщетно скрывая бегающий взгляд и слегка потрясывающиеся руки.
— А не будет дуэли. — Абсолютно спокойно отметил Христафор Милорадович. — Просто в один прекрасный день вы выйдете из дома и никуда не придете. То есть совсем. Тело же ваше, покуда этот молодой человек не захочет, никто не найдет. И это хорошо. Зачем давать газетчикам повод для сплетен. Труп же со следами насильственной смерти, я бы даже сказал явными признаками долгих и умелых истязаний, непременно натолкнул бы их на подобные размышления, верно? Однако я еще раз повторюсь: тела не найдут. Молодой человек очень серьезный профессионал. Коим, напомню, я всегда готов простить небольшие прегрешения.
— Вы действительно готовы счесть подобный инцидент «небольшим прегрешением»? — заинтересовано уточнил директор.
Оп-па. А интерес-то вполне искренний. Кажется, свое собственное начальство этот штрих достал не меньше чем меня самого. А это нехило, между прочим! Не успел я подумать о том, что в общем-то хорошим людям услугу можно и оказать по восстановлению микроклимата в их коллективе, как мое внимание вновь отвлек граф.
— Узнаете, полковник Сабуров? — Поинтересовался он, протянув оборзевшему мопсу какой-то на редкость серьезный документ, заполненный каллиграфическим почерком.
Тот, кстати, бумаженцию узнал сразу. Секунду вглядывался в лист, а после слегка побелел. Очень быстро и качественно. Примерно до стадии «мертвецкая бледность».
— Значит так, господин майор, прошу покинуть помещение, — спокойно пригвоздил Фриц Сабурова. — И на будущее запомните, что присвоение чужих заслуг может очень плохо для вас закончиться. Вам ясно, ка-пи-таааан?
Кажется, мопс хотел что-то сказать, но Бенкендорф не дал ему ни единого шанса.
— Вы хотите покинуть помещение лейтенантом, господин Сабуров?
Тот на секунду замялся, но по небольшом (для него!) раздумии кивнул и вышел прочь.
— Стойте! — Скомандовал Фриц, когда Сабуров был уже на пороге.
Тот застыл, уже собираясь захлопнуть за собой дверь.
— Справа в кабинете сидит Любовь Анатольевна, — спокойно заметил граф. — Будьте любезны, передайте ей, чтобы она приготовила кофе для Александра Сергеевича!
Мопс мгновенно побагровел, явно собираясь ответить что-то резкое.
— Не извольте беспокоиться, — не дал ему шанса ляпнуть непоправимое Бенкендорф. — Предпочтения сего молодого человека в это время дня ей прекрасно известны. Поэтому просто передайте мою просьбу.
Казалось, что морда новоиспеченного капитана буквально сдулась, а через секунду он вывалился прочь, не забыв тона на два громче, чем того требовал этикет, хлопнуть дверью.
— Позволите полюбопытствовать? — Попросил директор.
Через секунду он разглядывал лист, после чего со смешком заметил:
— Да, практика в войсках пошла нашему государю на пользу! Так ведь и времени-то сколько пошло с тех пор как вы, шалопаи, по горам но сились?
— Иные события сложно забыть, Константин Еремеевич, — склонил голову Фриц. — Кстати, Санни, прошу любить и жаловать!
Да в курсе я, в курсе! Сколько угодно могу встрепываться, но не знать имя генерал-полицмейстера Санкт-Петербурга… Это надо быть кем угодно, но не мной. Так вот вы какой, господин Вязьминов!
— Приятно познакомиться, Константин Еремеевич, — теперь уже без капли смеха склонил голову я. — Александр Сергеевич Коротков. Предпочитаю просто Санни. И прежде чем начнется серьезный разговор… Могу я полюбопытствовать насчет рапорта на Светлейшее имя?
Фриц и директор одинаково усмехнулись, после чего граф молча кивнул мне. Я потянулся к доносу. Мда, ну тут все тоже самое про Героя дня, меня и прочих участников, а ток же их ролей в прошедших событиях. Так… тут еще немного про Вязьминова: не любит, не ценит, по службе не двигает без оглядки на происхождение и былые заслуги. Так что ж тут смешно… Ох ты ж блин!
Я негромко рассмеялся и вернул лист на стол.
— Ну что, приступим к серьезному разговору. — Предложил граф.
Лист с доносом был небрежно отодвинут в сторону. Хотя я бы в рамочку повесил. Исторический документ как-никак! Ну где еще можно увидеть монаршью резолюцию «Христо, эту писульку засунь в жопу отправителю!». Ну и подпись самодержца. Придающая визе государевой статус приказа. Чисто теоретически, если таковое действие воспоследует, то считать с точки зрения юридической его можно не менее чем исполнением воли Самого!
Историки лет через триста — пятьсот рвать из рук друг друга будут за очень большие деньги. Особенно интересоваться бумажкой станут представители соседних стран. Уверен, что и через несколько сотен лет иные соседи будут считать нас северными варварами. А таких нужно учить и взять под опеку. Для их же собственного блага, естественно!
Глава 9
— В лесу раздавались удары по харе… — Только прокомментировал я.
— Что, простите? — Удивленно переспросил Вязьминов, еще не слишком привыкший к моим ремаркам.
