— Хранилище не открылось. Знаешь, что это значит для тебя? — очень толстый человек говорит совершенно без эмоций. Щелкает небольшая гильотинка.

— Правильно. Знаешь, — толстый прикуривает от пальца монструозную сигару. — Новинка, — показывает сигару в руке стоящему, — из колоний повезли. Хочешь?

Стоящий несмело отрицательно качает головой.

— Тоже правильно. Помирать нужно здоровым и без лишних привычек. Чтобы не было мучительно больно за прое**нные возможности, — качает головой толстяк. — Но это не твой случай, конечно. Больно тебе всё равно будет. В общем, ты облажался. Вы нашли не того, или не так. Хранилище не открылось, покров не пал, и это возвращает нас к тому, что наследник прямой крови всё ещё жив. И у тебя теперь ровно две возможности. Найти его до нашей новой попытки прорыва, это первая. Или постараться успеть сдохнуть до того, как я о тебе вспомню — это вторая. Множество других вариантов, которые можно придумать между этими двумя, тебе совершенно не понравятся. Вопросы?

— Его кремировали, я видел отчет, — тихо говорит стоящий. — Городовой показал.

— Ну, значит, не его, или не там, или не кремировали. Я вообще не хочу вникать в эти тонкости. У тебя месяц. И это только потому, что я хорошо к тебе отношусь. Ты ведь знаешь это?

— Да, — тихо говорит плотный. По виску у него катится одинокая капля пота, но стереть ее он себе не позволяет.

— Хорошо. Но это всё, что я могу тебе пообещать.

Плотный глубоко и неестественно кланяется, и сразу же выходит из кабинета.

* * *

*золотой — на наши деньги что-то около двадцати пяти — тридцати тысяч рублей получается, если применить аналогию конечно.

**реальный факт социологии/подростковой психологии: то, что окружает подростка в начале пубертата, в 11–14 лет, это то, что он подсознательно во всей своей дальнейшей жизни, будет считать настоящей Родиной. Даже не столько в территориальном смысле, а сколько в эмоциональном. Так что, как можно представить — у Максима довольно перекособоченый внутренний мир. Он, правда, его таковым не считает.

Кстати, забавное следствие из этого факта. Идея разных чиновников\бизнесменов давать западное (настоящее английское, например) образование подросткам поэтому так радует наших эээ… западных «партнеров»(оппонентов). Они-то про этот феномен уже лет пятьдесят — с семидесятых, знают наверняка, а используют уже столетия (закрытые школы, братства и т.д.). Отсюда возникают множество вопросов, которые задавать не принято.

Глава 11

Наутро стою у главного входа в новой одежде и с баулом.

С Людой проститься оказывается на удивление легко. Никакого «я буду ждать», «ты только возвращайся», нет, ничего такого. У милой барышни оказывается прекрасное, но совершенно каменное сердечко, что сейчас меня непритворно радует*. Девушка изначально знает, что я ухожу из жизни города минимум на пять-семь лет и никаких планов на своего рыцаря даже не строит. Зато с удовольствием делится со мной радостью, что ее принимают в больницу на постоянную основу, «…а это огромный шаг», и так далее. Прекрасная ночь, легкая грусть расставания, поцелуй на память и страница перевернута, что меня тоже радует.

Коштева найти получается тоже легко. Мертвецкая работает всю ночь.

— Дом? — Кощей задумывается. — Насколько я знаю, губернатор найти прямых хозяев не смог. Налоги платятся от какой-то конторы стряпчих из Столицы. Продавать они отказались, ремонтировать тоже. Формальных оснований изъять территорию тоже нет. Я это знаю только потому, что многие хотели эту площадь выкупить в свое время, — оборачивается ко мне. — Но я постараюсь что-нибудь для тебя разузнать, отрок. Думаешь, так ты узнаешь реальных родителей?

— Я не уверен, герр Коштев, — согласно киваю. — Но я должен хотя бы попытаться.

— Одобряю. Но сам не лезь. — хмыкает старик. — Твой интерес чреват сам знаешь чем. Чем меньше людей знает об этой твоей стороне жизни — тем тебе легче. Пока нас двое. И хорошо бы, что бы так оставалось и дальше. За тобой уже приехали?

— Нет, обещали к утру. А пока еще солнце не встало.

— А это не вопрос, отрок. — усмехается. — За тобой уже приехали. Иди. Бумаги с подорожной у тебя есть. Как сможешь, зайдешь в Имперский банк. Деньги будут там через пару дней. Но тратить их погоди хотя бы полгода — только если очень будет нужно. Сначала постарайся узнать все, что там и как.

Снова подтверждаю кивком слова Кощея.

— Удивительное дело, все же, отрок, — Коштев улыбается. — Говорю с тобой, и будто со сверстником нашего Отто разговариваю, а не с юношей, неделю, которому отроду. Но полно, — машет рукой. — Скоро подъедут. Иди.

— А…

— А за девушкой я присмотрю, — понимает с полуслова Кощей. — Не переживай. Все у нее хорошо будет.

Киваю. Что ж, делать мне тут больше нечего. Разворачиваюсь, и иду к входу в больничку.

Обещанного транспорта я не наблюдаю. Ну и ладно. Стою, жду. Пока стою, можно примерно прикинуть результаты вчерашней работы. Хм, не успеваю.

Не проходит и пары минут, как с аллеи, пересекающей окружающий лесопарк, появляется забавный транспорт. Такое почти бесшумное, кургузое нечто, размером даже меньше разведкатера. И внутри уже точно сидят люди. Неожиданно Коштев оказывается прав.

Кургузавр разворачивается и останавливается почти точно напротив меня. Со стороны пассажира открывается дверь, и оттуда, практически раскладываясь, выбирается виденный мной не так давно имперец.

— Жди здесь, — бросает мне, и скрывается в корпусе больницы.

Мысленно пожимаю плечами, и остаюсь на месте. Рассматриваю своих будущих попутчиков. Вместе с водителем и вербовщиком в машине едут трое. Двое довольно суетливых каких-то парней, лет по пятнадцать, и немного зашуганный, длиный дылда, непонятного возраста. Так-то, наверное, и ему примерно столько же, но парень развит явно не по возрасту.

— Эй, слыш, новенький, курить есть че? — обращается ко мне один из суетливых. Вообще, они вдвоем похожи друг на друга почти как братья, и, неожиданно я осознаю, еще похожи и на тех ночных. Очень какие-то типичные что-ли движения. Загодя накинутое «предчувствие» молчит, ну и мне они не так что бы интересны, хотя свой небольшой минус парни получают заранее.

— Слыш, к тебе обращаюсь, борзый что ли? — вроде даже порывается встать ближайший. Но тут открывается дверь больницы.

— Чего не в машине? — на бегу спрашивает имперец.

— Команды не было, — отвечаю.

— А молодец, — с некоторым удивлением говорит вербовщик, — давай, баул под сиденье, и занимай последнее место.

Пока вербовщик складывается на переднее пассажирское сидение, быстро устраиваюсь внутри салона. На задних местах что-то навалено, и я как раз оказываюсь рядом с дылдой.

Имперец с трудом оборачивается, зачем-то пересчитывает нас четверых, и обращается к водителю транспорта.

— Вперед.

Водитель совершенно индифферентно переключается, и мобиль бесшумно начинает разгоняться. Наверное до безумных для себя примерно двадцати километров в час.

Машина на удивление и внутри тоже очень тиха. Слышно только шорох гравия и не больше. Да и такого числа нитей, как в «Торе» Клауса, тут я не вижу. Абсолютно дубовый аппарат. С механическими датчиками. Разве то тихий.

Мои попутчики разговоров не заводят, видимо уже был прецедент, и реакция сопровождающего им не понравилась. А вот в позе вербовщика прямо-таки чувствуется ожидание вопросов. Но постепенно расслабляется и он, ну насколько возможно это в его положении. Едем неторопливо, но, похоже, такая скорость — норма. В этом я убеждаюсь, когда начинаем встречать другие автомобили. Клаус действительно гонщик.

С интересом смотрю на встреченную технику. В прошлый раз особо рассмотреть не успевал, а в городе было не до того. А вот сейчас, сразу после рассвета, мобилей на дороге встречаем прилично.

Большая часть мобилей похожа на наш кургузавр, разве что в размерах сильно побольше. Этот аппарат действительно какой-то уникум. Но по функционалу — большая часть техники разделяется на пассажирский, грузовой и очень малую долю личного транспорта. Действительно, мобилей, которые можно принять за личные мы встречаем штук пять всего. А вот пассажирских — довольно много. Хотя, это может быть оттого, что сейчас совсем раннее утро.

Личные аппараты напоминают более грубый «Тур». Да и цветами не блещут. В основном оттенки черного или серого, так что я быстро теряю интерес к этому ретро парку.

В сам город мы, кажется не едем. Выезжаем на ту же крупную трассу, по которой Клаус домчал нас за десять минут до города. Но сейчас мы едем как бы раз в шесть больше.

Город оставляем слева и уходим на объездную. Снова смотрю на довольно небольшой, но «размазанный» по площади городок. С холма, где мы сворачиваем, десяток секунд город виден, думаю, почти весь. Небольшие аккуратные серо-бежевые дома. Выделяется центр, серой громадой ратуши или храма — отсюда не разобрать. Ровные улицы центра, редкое движение, может потому, что пока рановато, и где-то с другой стороны застройки видна заходящая на посадку огромная туша дирижабля. Не удивлюсь, если нам опять как раз туда. Это было бы логично, что бы порт в таком небольшом городке был один на все виды транспорта. Логистическое плечо тогда минимально, а Люда обмолвилась что они именно уездный центр, из малых. Да и Коштев про порт упоминал в единственном числе. Так что думаю, для малого городка-центра, основным способом существования может быть как раз обслуживание транспортного узла. Это самое простое. Клаус нас туда домчал позавчера быстро, и медленно только по центральной проехал. Но сейчас, по каким-то соображениям мы едем в объезд. Так что, боюсь при нашей скорости, на другую сторону этого городка мы до обеда добираться будем, если он, конечно, планируется нашим сопровождающим.

Дорога мне особенно не запоминается. Сижу я с правой стороны авто, и все, что сейчас мне видно, это довольно ухоженный лес с редкими пустыми перекрестками. Так что слегка прикрываю глаза, и, контролируя внешнюю обстановку на всякий случай, продолжаю работать с внутренней энергией. Со стороны кажется, что я дремлю, так что меня особенно никто не тревожит.