Как же трудно с англичанами. Хотя госпожа Барнс уже считает себя подданной Российской империи, она все равно остается англичанкой. Она размышляет странным образом: до сих пор думает, что в Москве как в Лондоне можно спокойно ходить с боевым остробоем, не имея при себе ни лицензии на оружие, ни даже документов на саму себя. Она думает, что в Москве можно просто так устроить стрельбу в людном месте, убить человека, пусть даже конченого негодяя, и за это ее, иностранку, не увезут в наручниках. Москва — не Лондон. Да, у нас тоже случаются перестрелки, жестокие, иногда доходит до гранатобоев, но не в центре столицы и не в людных местах. Тем более сейчас, когда сняли Козельского и все крупные банды затихли, поджав хвосты. За последнее время очень многое поменялось, а скоро случится еще больше перемен, как только на престол сядет Денис Филофеевич. Думая обо всем этом, Алексей Самгин, старший сыщик агентства частного сыска имени Скуратова, спешил в сторону Елисеевки. Ему следовало как можно скорее увидеться с графиней Елецкой.
Хотя сейчас предстоял очень неприятный разговор с Еленой Викторовной о Майкле Милтоне — том, как англичанина утянули прямо из их конторы, мысли сыщика постоянно возвращались к Элизабет. Наверное, потому что разговор с ней был совсем свежим и в последние минуты очень эмоциональным. Алексею так и не удалось убедить баронессу затаиться и не высовывать свой любопытный носик из уютной квартирки, в которую ее поселили от греха подальше. И убийство Элизабет с шумом в прессе устраивали вовсе не для того, чтобы она вдруг предстала перед теми, кто охотится на нее.
Хотя у Самгина на этот счет не было уверенности, он считал, что нападение на их агентство, похищение Майкла Милтона и копий древних табличек — все это организовано герцогом Энтони Уэйном — этим стареющим прохвостом и мерзавцем в одном лице. Уэйн не только глава британского общества Исследователей Закрытой Истории, по сути, он четвертый человек в Британии после императора. Именно Энтони Уэйн был в бешенстве, когда узнал, что баронесса Элизабет Барнс похитила свиток из поместья виконта Джозефа Уоллеса. Не просто какой-то древний свиток, а документ, проливающий свет на принципы работы Ключа Кайрен Туам. Говорят, герцог Уэйн топал ногами и орал на этого недалекого Уолеса, заигравшегося в игры с ацтеками. Орал, что тот не передал этот свиток в хранилище его общества и не известил его сразу, как только Элизабет сбежала из его дома. И особо обидно было ему, герцогу Уэйну, что этот бесценный предмет увезла в Россию не какая-то безызвестная госпожа, а баронесса, недавняя подданная Британской империи.
В том, что и у герцога Уэйна длинные руки даже в России, и Элизабет будут искать, все это понимали: и граф Елецкий, и Торопов и сам Самгин, хотя не был посвящен во все детали этой истории. Алексей Самгин был всего лишь очень хороший сыщик: его всегда ценил еще покойный Федор Тимофеевич Скуратов. Еще недавно у Самгина и мыслей не было, что их агентству придется играть в эти серьезные шпионские игры, а теперь вон оно как повернулось. Но ладно, к чертям это: есть над ним люди повыше, например князь Лапин или Ковалевский — они в последнее время тихо определяют, чем именно должно заниматься агентство. Хотя, казалось бы, агентство частное и как бы вне политики, что внутренней, что внешней. Сложно все это было, слишком запутано даже для тренированного ума Алексея Самгина, привыкшего решать непростые головоломки.
Было искушение попробовать поговорить с Элизабет еще раз. Ведь если с ней что-то случиться, то граф Елецкий будет, мягко говоря, очень сердит. И с этим никак нельзя не считаться, ведь Александр Петрович… В общем, на него последнее время только и работали. Поговорить с Элизабет еще раз Самгин решил после обеда, при этом пойдя на маленькую хитрость: он приманит госпожу Барнс сообщением, мол, есть кое-какая информация относительно похищения Майкла. Хоть какие-то крохи по этому делу за ближайшие несколько часов он сможет найти. А сейчас самым главным для него было решить вопрос с усилением охраны дома графа Елецкого, чтобы не вышло такого конфуза, как вчера с их жестоко пострадавшей сыскной конторой.
Промчавшись на высокой скорости по Нижегородской, Самгин свернул сразу за храмом Гермеса, два не зацепив синюю «Электру». В голове по-прежнему ворочались тяжелые мысли, от которых на душе держалась такая досада, что сжимались кулаки. Свернув еще раз, Алексей увидел, что впереди улица запружена несколькими эрмимобилями. Два из которых мигали красными огнями — полицейские. И вот тут возникла совсем скверная мысль: «Опоздал!». Неужели это перед домом Елецких⁈ Он выругался и погнал своего «Арчера» еще быстрее, генератор засвистел перегретым паром. Где именно дом Елецких Алесей не знал — ориентировался по записанному адресу. Уже подъезжая, он бросил взгляд на номер на соседнем доме, то понял: увы… беда именно у Елецких!
Загнав свой эрмик правыми колесами на тротуар, он выскочил из «Арчера» и побежал к дому графа.
— Что случилось? — спросил он у парня с порезами на лице. Опытный взгляд сыщика отметил: пожалуй, из охранников, щеку и скулу — посекло осколками стекла.
— Вы кто? — тот хмуро повернулся.
— Самгин Алексей Петрович. Старший сыщик из агентства Скуратова, — он вытащил из нагрудного кармана удостоверение в синей обложке с имперским гербом.
— Я старший из охраны, охранное агентство «Цитадель», — отозвался Денис, не представляясь. И зло продолжил: — Случилось. Если бы не их гранатобой, — он кивнул в сторону дыры на месте окна. — Мы бы их, сук, без потерь положили. А так Максим тяжелый — увезли. Ашот, увы, уже все. Ихних троих положили. Одного взяли живым и еще один смог уйти. Блядь, сука! — он скрипнул зубами и запрокинул голову, глядя в небо. — Найти бы его! Но это уже по вашей части, сыщики, — на последнем слове он как-то скептически усмехнулся.
Самгин, сделав пару шагов вперед, покосился на лежавших на тротуаре вряд людей. Потом на полицейского, писавшего что-то на планшете, каких-то зевак, столпившихся на другой стороне улицы. Досада, тяжко лежавшая на душе, стала и вовсе неподъемным, каменной. Эти ребята из «Цитадели» смогли, отстояли, а вот его конторка с опытными, казалось бы, людьми — нет. Да, все они под Тороповым сыщики, а не бойцы охраны, и никто не ожидал такого поворота. А надо было ожидать. Ведь даже копии тех древних табличек, не просто какие-то реликвии, а ключ к могуществу империи. Как же все это обидно! Больно! Хрунова, Валиева уже не вернешь — они всегда были слишком расслаблены. Хрунов даже оружие не всегда при себе носил. Неизвестно выживет ли Геннадий Степанович — прогноз от целителей не самый приятный. И Растопин — тот тоже тяжелый. Саша молодцом оказался, лучше всех. Он хотя бы успел раза три-четыре выстрелить, ранил двоих. Если бы Растопин чуть раньше услышал щелчки остробоя, то могло повернуться все иначе. Но какой смысл сейчас рассуждать об этом «если».
— Графиня не пострадала? — спросил Самгин стоявшего рядом бойца из «Цитадели».
— К счастью, ее не было дома. В полицию ездила и еще куда-то. С ней уже связались, должна сейчас подъехать, — отозвался Денис и спросил, — Конечно, для нее это будет потрясением. Она и так на нервах из-за… — Денис не договорил, решив, что упомянуть Майкла при человеке постороннем для графского дома, будет неприлично. — А вы не знаете, тот человек… — меняя тему, он указал взглядом в сторону крайнего полицейского эрмимобиля. — Тот, который со светлыми волосами, стоит рядом с подполковником, это случаем не Ковалевский?
— Он самый. Борис Егорович, — Смагин только сейчас увидел князя рядом с эрмимобилем, мигавшим красными огнями. С князем лично он не был знаком. И с Ковалевским, и с Лапиным общался Торопов. Как правило, даже не сам, а через доверенных княжеских людей, но сейчас все поворачивалось так, что вместо Геннадия Степановича придется решать все важные ему. Поэтому есть смысл прямо сейчас подойти к Ковалевскому и как-то скромно малозаметно представиться.
Он направился туда и увидел, как с другой стороны улицы на высокой скорости подъехал и резко затормозил новый, красно-бронзовый «Елисей». Из него выскочила графиня Елецкая, и все повернулись к ней.
* * *
Вопрос со взломом замка «Хлои» пришлось отложить. В иллюминатор бокового обзора я видел несколько сердитых мужчин, подбежавших уже близко. Тот мужичок, которого я столь невежливо вышвырнул с виманы, что-то истерически орет им.
Спешно возвращаясь в тамбур, я вложил в левую руку магический щит, в правую кинетику — все как обычно, для меня это классика. Чтобы не повредить механизм люка, спустился до половины трапа и крикнул:
— Стоять! Вимана изымается для нужд империи! Чрезвычайная ситуация!
— Да кто ты такой⁈ Руки за голову! — вскидывая остробой, рявкнул тот, что был в серой форме охранника.
Времени представляться не было. С громким хлопком я раскрыл «Лепестки Виолы». Одновременно, чуть приседая, выбросил правую руку вперед. Широкая волна кинетики снесла четверых, одного лишь задела. Тот, что с остробоем успел нажать на спусковую скобу — два дротика щелкнули в борт виманы.
Со стороны ангаров бежало еще двое. И в одном из них я узнал того самого… лже-барона Кузьмина.
Как бы мне сейчас хотелось неторопливо пообщаться с ним, используя на всю силу «Инквизитор». Ясно, он был лишь мелкой фигурой в большой игре, но претензии к нему у меня имелись большие. Такие, что этот подлец точно бы не выжил, когда понял их масштаб.
— Еще раз! Ситуация чрезвычайная! Времени объяснять нет! Жить хотите — расходитесь! — с абсолютной твердостью сказал я. — Кто попытается спорить, станет калекой или будет убит! Расходитесь!
В подтверждение своих слов, я снова ударил кинетикой. В этот раз точно, акцентировано — тот, который снова попытался выстрелить с остробоя, заорал, роняя оружие из сломанной руки. Двое из скошенных кинетикой, успели вскочить на ноги. Третий, стоя на четвереньках громко матерился, сжав в руке камень.
Двое благоразумных попятились. Другие моим словам не вняли. Я ударил кинетикой еще раз, и еще. Сильно и широко, надеясь, что эти удары дадут им больше понимания. Всех, кто был передо мной отнесло метра на четыре-пять. Кувырком, жестко ударяя о землю. Тот, который, бежал со лже-бароном, выхватил пистолет и начал стрелять. Зазвенели пули, ударили в борт виманы. Одна пробила щит и вонзилась мне в левый бок. Вошла, конечно же, на излете — лишь порвала кожу и верхний слой мышц. Вот это меня окончательно разозлило. Этого стрелка я пробил кинетикой, так что он тут же упал на четвереньки. Изо рта пошла красная пена.
— Глупцы, я предупреждал! — крикнул я, убирая щит и снимая кинетику.
В обе руки вложил «Веил Литуам Лакши», что в переводе с лемурийского дословно означает Волна Холодного Покоя. Пора было охладить пыл этих горячих ребят. Синхронное движение моих рук создало сферу, мерцавшую льдисто-голубым светом. Я толкнул ее вперед и резко развел руки в стороны. Сфера разлетелась на куски, превращаясь в волну лютого холода. Она прокатилась по земле, покрывая инеем сухую траву. В один миг накрыла моих противников. Двое, стоявших ближе, тут же превратились в ледяные статуи, с посиневшими лицами, покрытые инеем.
Тот мужичок, которого я недавно вышвырнул из виманы, истошно завопил и бросился прочь. За ним последовал еще кто-то. Мои глаза нашли лже-барона Кузьмина. Он тоже было собрался бежать, но я его подсек кинетикой, резким ударом ломая его ногу. Он с воплем упал на бок, перевернулся на спину, оборачиваясь ко мне.
Времени разбираться с ним не было. Я сделал несколько быстрых шагов вперед, активируя «Хаурх Дарос». Эту магию я часто использую как возмездие для особо отличившихся мерзавцев. Невидимая рука коснулась моего врага. Он почувствовал неведомое и страшное, вскрикнул. Глаза его выкатились от ужаса. Он почувствовал проникновение в свою грудь чего-то неотвратимого, холодного как смерть. Виртуальная рука в точности повторяла движение моей физической руки. Я сжал пальцы, и там в теле лже-барона невидимые пальцы сжали его сердце.
— Меня заставили! — прохрипел лже-Кузьмин. — Граф, пощадите! Они бы убили меня!
Я резко дернул правой рукой, и его пока еще живое сердце вылетело из разорванной груди. Капли густой крови упали на сухую траву. Меньше минуты я смотрел на мертвое тело мерзавца, ложью заманившую мою невесту в западню.
Площадка перед виманой опустела. Если не считать двоих, которых сильнее всего проняла ледяная волна. Они лежали на земле, подрагивая. Кое-как приходя в себя. Живые. Я и не старался никого убить, кроме фальшивого барона. Эти люди вряд ли понимали, что делали. В их глазах я был налетчиком, пытавшимся угнать виману.
Не задерживаясь больше ни секунды, я вернулся в рубку «Хлои», упал в пилотское кресло и начал колдовать над замком с эрминговыми кодами. Не хватало бумаги и карандаша, чтобы поэтапно записать тональность. Увидел рядом с приборной панелью моток проводов, пассатижи и отвертку. Вот ей и нацарапал прямо на панели лемурийскими знаками в три этапа: выходил на тонкий план, слушал как замок взаимодействует с потоком, открывал глаза и царапал отверткой соответствующий символ.
Когда замок поддался, и «Хлоя» оказалась под моим управлением, случилась маленькая неприятность. Я увидел, как со стороны ворот, тех самых, через которые въехал я на территорию «Перекрестной Логики», мчится два полицейских «Урфина». При чем один семнадцатой модели: бронированный, восьмиместный. Взлететь я не успевал, а вот закрыть люк и включить генераторы на прокачку вполне. Что и сделал.
Трап поднялся, люк задвинулся чуть раньше, чем из первого «Урфина» выбежало двое приказных и урядник. Стрелять в виману они не рискнули, да и мало что дала бы их пальба. Вихревое поле уже набрало взлетный режим — стрелка на шкале доползла до синей зоны. Я оторвал виману от земли и положил на курс. Пока предполагаемый курс, которым куда-то на север унеслась «Thunderbird». Чтобы ее догнать мне требовалось как можно скорее привязать кристалл гирвиса к дополнительному эрминговому потоку, и определить куда именно летела вражеская вимана. Если с первым я мог легко справиться, имея в подобной процедуре большой опыт, то со вторым было намного сложнее. Визуально «Thunderbird» теперь не обнаружишь — слишком много прошло времени.
К моему неудовольствию справа сзади показалась полицейская вимана. Кажется, не одна. Почти сразу замигал оранжевым индикатор вызова на терминале коммуникатора. Понятно, что вызывали господа полицейские. Не менее понятно, что о чем они желали поговорить. Отвечать им не имеет смысла.
Я закрыл глаза, входя во второе внимание, расширяя сферу внимания, пока в нее не вошел центральный преобразователь «Хлои» и само сердце — кристалл гирвиса. Почувствовал его. Словно погладил ровные теплые грани и острие. Затем ощутил входящий в кристалл эрминговый поток. Его тональность не стал обозначать на панели отверткой — здесь точность не требовалось. Нужно мне было лишь подобрать поток похожей тональности и сделать то, что я называл перепрошивкой кристалла. Вся процедура заняла не более пяти минут. Под ее конец, не открывая глаз, я нащупал рычаг управления горизонтальным потоком и потянул его, замедляя виману, чтобы в следующий миг летающую машину не понесло слишком быстро, как то случилось о «Стрижем» виконта Веселова.
