Выставив ладонь вперед, я выпустил небольшого светляка. Дал ему установку, опережать меня на 10 шагов. Сейчас торопиться не имело смысла: если ацтеки решать перехватить нас там, где подземный ход выбирается на поверхность, то они опередят нас в любом случае.
— И подожди еще, помолчи немного, — попросил я, закрывая глаза и запуская процесс исцеления, проходя вниманием неглубокое пулевое ранение и те неприятные дырочки, которые я получил раньше от дротиков.
В молчании мы простояли минут пять. Ковалевская с беспокойством прислушивалась к звукам сверху, я же не обращал на них внимания, зная, что мы в относительной безопасности. Но этот покой не продлиться долго.
— Так что там такого важного ты хотела сказать? — спросил я, вспомнив, как Ольга пыталась донести до меня что-то срочное в не очень подходящий момент.
— Ах, да. Не знаю, насколько это уместно говорить сейчас, все-таки у нас самих положение не очень, но… В общем, мне кажется, это очень важно и очень срочно, — Ольга подошла ближе к светляку, осветившим стены подземелья. — Ленская все-таки ответила. Увы сообщение пришло, когда этот негодяй, барон Кузьмин, вез меня через город к вимане, — продолжила княгиня. — В общем, у твоей актрисы серьезная беда, Саш. Какой-то там сценарист, который ухаживал за ней раньше, ее избил. Как я поняла, ударил несколько раз за то, что она отказалась принять его как своего мужчину. Она его все-таки выгнала, но он не угомонился. Теперь собирается забрать из театра в свой дом, может даже увезти в Рим или Лондон — он же иностранец. В общем, у нас с тобой большие проблемы, а у Светы беда и она очень напугана. Сразу скажу: Ленская не просила тебе это передавать и помощи она не просила, просто поделилась со мной страхами и болью, расплакалась в конце, а я даже не смогла ничего ответить — сам понимаешь, почему.
— Вот же сволочь! Этот сценарист, Артур Голдберг!.. — я вспомнил его высокомерную физиономию на стоянке возле театра, еще ярче оказались воспоминания, как он терся возле Ленской на сцене. Вспомнил я все и выматерился. — Знаю этого мерзавца! Ну, ублюдок! — мне даже жарко стало от мыслей, что происходит там со Светланой: — Зачем, зачем она связалась с ним⁈
— Это бессмысленный вопрос. Все мы можем делать ошибки, тем более, когда находимся в таком состоянии как она. Наверное, она думала тебя кем-то заменить на время. Так многие делают, хотя я это глупо, — высказалась Ковалевская. — Как я увидела, что ты снял с убитого эйхос, так сразу вспомнила о сообщение Ленской. Думай, как ей можно помочь. Это надо сделать поскорее, чтобы не случилось еще больше беды. Советую, набери прямо сейчас своего Торопова, — предложила Ольга, прислушиваясь к гулким звукам со стороны завала за моей спиной.
— Так бы и сделал, но есть серьезные проблемы. Отсюда в Россию сообщение может прилететь с большой задержкой. Конечно, не как из Британии, но все же. Вторая: я не помню номер Торопова — я вообще не помню ничьих номеров. Даже мамин не знаю, — я достал эйхос, включил его удерживая боковую пластину.
— Вот это уже стыдно, Елецкий! — возмутилась княгиня. — Как можно не знать номер мамы⁈ Я знаю номер твой, даже помню все три номера, которые у тебя были раньше. Знаю наизусть номера, еще некоторых важных для меня людей. А родителей знаю с самого начала школы. Ты вообще умеешь удивить! Давай, тогда наберем моего отца — он поможет. Сам решит вопрос или выйдет на Торопова. Да, кстати, твой эйхос вообще где?
— Нет, Бориса Егоровича трогать мы точно не будем — есть решение попроще. И моего эйхоса больше нет. В лучшем случае я его выронил в эримике извоза, когда ехал за тобой. В худшем на посадочном поле, где тебя затянули в виману, — худшим этот вариант я назвал потому, что мой эйхос могли найти там соратники лже-барона Кузьмина. Было бы очень скверно, если сообщения, хранившиеся на моем эйхосе, попали им в руки. Особенно сообщения от Торопова и Майкла. — Сделаем так, — продолжил я, — отправлю сообщение Элизабет, чтобы она срочно передала его Торопову, но… — договорить мне не дала Ольга.
— Великолепно! Ты не знаешь номер Елены Викторовны — своей мамы, но зато, помнишь номер своей любовницы-иностранки! Какие интересные приоритеты! — вспыхнула она, в этот момент со стороны завала что-то загремело.
— Идем отсюда! — я потянул Ковалевскую дальше по проходу. — Идем, идем! Потом мне расскажешь о правильных приоритетах!
— Мой номер ты знаешь⁈ Только попробуй сказать, то нет! Я очень сильно обижусь, если номер Элизабет для тебя важнее, чем мой! — княгиня дернула меня за руку призывая к ответу и не обращая внимания на грохот за спиной.
— Оль, так, давай в сторону эмоции! Знаю номер Элизабет лишь потому, что я сам покупал ей эйхос и в лавке предложили выбрать удобный номер. Только и всего. Нет никаких приоритетов. Кстати, чтоб ты успокоилась: я не знаю номер своего эйхоса — это ответ насчет приоритетов. И не надо ставить на один уровень важность для тебя человека и какого-то номера, который может много раз поменяться. Согласна? — я обнял ее, остановившись и оглядывая каменное изваяние и черным ртом-дырой. Глазницы идола ацтеков также были темными дырами. — Не будем обсуждать эти пустяки, — продолжил я. — Есть еще две проблемы. Эйхос может не отправить сообщение из подземелья — здесь все зависит какой слой земли над нами. Проблема вторая: прибор не наш, у него наборные лимбы на языке ацтеков. Я не знаю их систему счислений, но чуть позже разберусь. Отойдем в более удобное место, может найдем зону, где есть хоть какая-то связь, — я глянул на экран прибора — на нем по-прежнему не было значка модулированного сигнала.
— Ну-ка дай мне, — Ковалевская взяла эйхос, опережая меня, подошла ближе к светляку. — Елецкий, ты, конечно, умный мальчик, но здесь… — она постучала пальцем по обратной стороне прибора, цифры дублированы на нашем языке или английском, если угодно.
Я поспешил к Ольге и, хотя светляк тут же отплыл в сторону, различил, что с обратной стороны наборные лимбы имели вполне понятное обозначение.
— Отлично, ты, конечно, умная девочка, — передразнил я ее. — Будем считать, одна проблема закрыта, теперь ищем место, где есть связь, и этим займешься ты: почаще поглядывай на экран. А я постараюсь сделать так, чтобы встреча с нашими врагами не стала неожиданностью. Дальше идем тихо, без лишних разговоров.
Ольгу отличает от большинства женщин то, что она почти всегда понимает меня правильно. Она тут же замолчала и пошла за мной, старясь ступать тише по неровному, клонившемуся вниз проходу. Иногда я оглядывался, видя, что княгиня исправно поглядывает на экранчик эйхоса. Поскольку проход вел нас все глубже и глубже, шансы найти место, где можно выйти на связь, таяли и меня это заботило все сильнее. Я не знал, когда к Светлане снова нагрянет заносчивый мерзавец Голдберг, и не слишком понимал, в чем их конфликт. От этого незнания тревога нарастала и в голову лезли неприятные мысли.
Я даже подумал, не обратиться ли снова обратиться к Артемиде. То, что моя возлюбленная Охотница услышала меня прошлый раз само по себе было чудом. Ведь ясно всем, боги глухи и слепы к тем областям земли, где нет их храмов.
— Саш… — шепотом оборвала мои мысли Ольга.
Я обернулся.
— Там что-то происходит. Похоже на грохот, — она указала назад по проходу.
Я и сам слышал этот звук, похожий на обрушение свода. Возможно, после хитрости Афины, роботы их десанта попытались расчистить проход эрминговыми поражателями или гранатобоями и еще больше обвалили тоннель за нами, а может им все-таки удалось пробить какую-то брешь, в которую протиснуться люди, и тогда для нас ждут большие неприятности. Ведь мы ушли не так далеко, двигаться вперед быстро нам крайне нежелательно: можно нарваться на храмовых стражей или воинов Яотла, сбежавших в подземелье вместе со жрецами.
Кроме того, в подобных местах вполне могли ожидать смертельные ловушки. Ацтеки любили ими обустраивать тайные ходы в своих храмах и подземельях. Обычно ловушки ставились на пути к месту, где находилась сокровищница или какая-то святыня. Я не знал, куда ведет этот ход, что нас ждет впереди. Мелькнула даже не очень приятная мысль: «а есть ли там вообще выход?». Быть может те люди, которые находились в храме до того, как мы ворвались в него, ушли каким-то иным путем. Ведь могли здесь быть иные проходы, а не только тот, что обнаружила Афина.
— Постоим немного, — сказал я Ковалевской. Поймав ее удивленный взгляд, пояснил: — Есть такая магия: чувствовать происходящее на расстоянии. Далеко я не могу, но насколько выйдет.
Закрыв глаза, я прислонился спиной к стене. Гладкий камень приятно охлаждал вспотевшую спину. Почти полностью перейдя на тонкий план, я начал расширять сферу внимания. Здесь было довольно много астральных сущностей, но они меня не интересовали. Можно было бы поймать одну и превратить в лазутчика, но на это уйдет время при очень сомнительном результате — пока я не видел явной пользы от астрального помощника.
Я стал расширять сферу внимания дальше и добрался до небольшого подземного зала впереди. Разумеется, видеть в привычном понимании я его не мог, но точно знал, что это довольно просторный зал с высоким сводом и там есть люди: может быть жрецы, может воины Яотла или еще кто-то. Их шестеро или семеро. Увы, неприятное открытие, учитывая, что магического резерва у меня осталось мало.
Затем я перенес внимание назад, к тому месту из которого мы пришли. До самого завала я не смог дотянуться вниманием, но понял, что там действительно что-то происходит. Интуиция тут же подсказала, что оттуда исходит серьезная угроза и нам нужно поскорее отсюда убираться.
— Саш… — послышался тихий шепот Ольги.
Наверное, она услышала звуки из дальнего конца прохода, приведшего нас сюда.
— Знаю, — ответил я. — Идем вперед. Там тоже есть неприятность, но как-нибудь прорвемся. Держись строго за мной. Эйхос пока убери, чтобы не потерять. Возможно, придется бежать.
Грохот взрыва прокатился по проходу. Мы быстрым шагом двинулись вперед.
Глава 21
Седина баронессы Милтон
Я погасил светляк заранее, как только мы приблизились к подземному залу. Мы недолго шли в темноте, едва разбавленной огнями осветительных чаш, что мерцали где-то впереди. Здесь, в этом тысячелетнем сооружении нам пока не встретилось ни туэрлиновой подсветки, ни ламп накаливания. Ничто не нарушало дух давно ушедших эпох. Когда до зала осталось шагов тридцать и на каменных стенах тоннеля отразился отблеск огня, я остановился. Ковалевская беззвучно замерла позади меня.
— Стой здесь, пока я не позову, — прошептал я, повернувшись к Ольге. — Ничего не бойся. Лучше прижмись к стене.
Княгиня понимающе кивнула, выбрала место, похожее на неглубокую нишу и стала там. Я, как обычно, активировал «Лепестки Виолы» в левую руку, в правую… вот здесь я ненадолго задумался. Самым острым вопросом для меня становился мой магический резерв. Он изрядно истратился и пополнялся медленно. Конечно, самое простое и малозатратное для меня это удары кинетики — магии, которую я отточил до абсолютного совершенства. Она тратила мой ресурс меньше, чем любая другая магия из арсенала боевых. Однако наши недруги расположились в разных частях зала — широкой волной их не накроешь. Дополнительным препятствием были колонны в зале, невысокая каменная кладка и ответвление, уходившее вправо — все это я успел понять, поглядывая из тонкого плана.
Как только я атакую первого, ацтеки легко укроются от кинетических ударов за колоннами или стеной. При всем старании, я не смогу положить их всех достаточно быстро. А значит меня ожидает неприятная перестрелка: я их кинетикой, они по мне дружно из остробоев и огнестрела. В такой перестрелке я не только потрачу магический резерв больше, чем хотелось бы, но сам могу поймать вражеский ответ — один-другой дротик или пулю. Мой щит значительно ослабляет урон, но не держит его на 100%, и чем плотнее делаешь щит, тем больше тратится магический ресурс. Был у меня соблазн пустить сейчас «Диких Пчел» или «Термитов». И хотя такая магия съедала мои силы гораздо сильнее, я все-таки выбрал ее.
Убрав щит, вернулся к Ковалевской и сказал:
— Оль, закрой глаза. Чтобы ни случилось не открывай. Просто стой здесь спокойно, не реагируй на звуки и прикосновения.