— Не было никакого романа, Азалия. После того, как ты погибла от рук Ридриха, твоя душа переродилась в другом мире. Но твой отец, совершив свою месть, не успокоился. Он смог добиться того, чтобы я его услышала и молил лишь об одном: «Сделай так, чтобы моя дочь была жива».

Внезапно мой мир перевернулся с ног на голову. Все, что казалось мне раньше совершенно очевидным вдруг перестало быть таковым.

— Я не так жестока, как принято считать, я благосклонна к своим детям, а потому исполнила молитву Лендриса. Но для этого пришлось сделать так, чтобы твоя душа вновь умерла в том мире, а затем повернуть время вспять и вернуть тебя в день твоей смерти.

Я и есть Азалия.

Господи-ты-боже-мой…

Я и есть Азалия.

— Во многом люди ограничены. Если бы я просто оживила тебя в день твоей смерти, ты умерла бы снова. А потому мне пришлось оставить твои воспоминания и дать тебе знать, чем все закончилось в прошлый раз, чтобы ты могла действовать по-другому.

Не было никакого сюжета, никаких главных героев, все это существовало лишь в моей голове… С ума сойти.

Но раз так… Если никакого предопределенного исхода не существовало…

«Что с Ридрихом? У меня ведь получилось его исцелить?».

— Люди не способны воскрешать других людей, Азалия.

Мир снова стал дрожать и крушиться.

«Что Ты имеешь в виду?».

— Именно то, что сказала. Ты лишь оживала плоть. Но его душа уже покинула тело.

«Но Ты способна на это! Тебе ведь удалось вернуть меня к жизни, потому что того желал отец! Тогда исполни мою молитву. Я хочу, чтобы Ридрих был жив!».

— Ты создание света, Азалия. И ты мое дитя. Ридрих другой. Его судьба тесно переплетена с тьмой. Он пришел в этот мир, чтобы положить конец господству тьмы, и сделал бы это так или иначе. Все так, как и было суждено. Не принадлежащий свету, но и не примкнувший ко тьме. Он застрял посередине и должен был сделать выбор. И сделал его. Искренняя жертва Ридриха ради твоего спасения отчистила тьму, что пропитала насквозь кровь рода Абенаж. Другого способа никогда и не существовало. Промедли он хотя бы месяц, и уже не смог бы справиться со злом внутри. Ридрих убил бы тебя. Но об этом бессмысленно говорить, ведь такого просто не случилось бы. Его чувства к тебе были слишком сильны, чтобы он допустил подобный исход. Судьба дает выбор, но и лишает его.

Каждое слово Бога резало похлеще самого острого клинка и било точно в грудь. Казалось бы, душа без тела не могла испытывать боль? Бред. Без тела она страдала лишь сильнее.

«Он застрял посередине и должен был сделать выбор. И сделал его».

«Ридрих убил бы тебя. Но об этом бессмысленно говорить, ведь такого просто не случилось бы. Его чувства к тебе были слишком сильны, чтобы он допустил подобный исход».

Неужели… Неужели его, и правда, больше… Нет?

Даже будучи бесплотной я вся сжалась от этой мысли. Нет. Я ведь… Я так старалась, чтобы его спасти. Я все делала лишь для этого. Как такое вообще возможно… Это все гребаная ложь. Все не может закончится вот так.

«Пожалуйста. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, верни его к жизни. Тебе ведь это по силам. Он уже исполнил свое предназначение, тьмы больше нет. Так верни мне его», — взмолилась я.

Но Бог… Бог остался безмолвным.

Следующее, что я помню, как открыла глаза будучи в незнакомых мне покоях. Рядом тут же появился отец, что-то говоря с беспокойством и облегчением, читающимся на лице, еще немного погодя вошел император, а следом за ним Несси.

Только вот среди них не было того единственного, кого я хотела увидеть.

Вздев вверх глаза, чтобы остановить слезы, я выдавила:

— Где он? Где он, папа? Где Ридрих?

Наступившая гробовая тишина стала мне ответом. И тогда я разрыдалась. Громко, распадаясь на всхлипы и сворачиваясь в комок

Его больше не было. Он ушел. И забрал вместе с собой все, что действительно имело для меня смысл.

Саундтрек Fabrizio Paterlini «Sorrow»

Месяц спустя…

— … Столичная резиденция рода Абенаж, фабрика по производству бумаги, имение в Шольхте, поместье в Шейлброге и… — говорил поверенный Ридриха.

Головная боль с каждым его словом только нарастала. Наконец, она стала просто невыносимой, и я вскинула руку, останавливая его.

— Прервемся.

— Малышка Азалия, ты в порядке? — заботливо спросил меня Регори, который все эти ужасные тридцать дней был рядом со мной.

Я плотнее запахнулась в шаль и, дернув подбородком, отошла к окну. Прислонилась лбом к стеклу, протяжно выдохнула и прикрыла глаза.

— Закончим на сегодня, — раздался властный голос императора.

— Как прикажите, ваше величество, — тут же ответил поверенный. Скрипнул стул, когда он поднялся. — Прошу простить за дерзость, но дела рода Абенаж кто-то должен взять в руки. И если вдовствующая эрцгерцогиня сейчас не в силах этим заняться, то прикажите мне нанять управляющего.

Вдовствующая эрцгерцогиня… Первая в истории рода Абенаж. Какая горькая честь.

— Вернемся к этому вопросу завтра, — вновь прозвучал голос Регори, и теперь поверенный уже не посмел вставить и слова.

Попрощавшись, он покинул кабинет Ридриха, оставляя нас с императором наедине.

— Ты меня балуешь, — даже для меня самой голос звучал скрипуче. На губах показалась кривая улыбка. — Поверенный прав, мне пора взять себя в руки. Терис Абенаж в гробу перевернется и восстанет, чтобы меня задушить, если я пущу по ветру могущество рода.

— Я сделаю чай, — с тяжелым вздохом проговорил Регори и вскоре уже протягивал мне горячую кружку.

Обхватив ее ледяными пальцами, я снова вернулась к безразличному разглядыванию пейзажа за окном, молча позволяя императору поправить шаль на моих плечах. Какая разница? Сколько не кутайся, все равно будет холодно. Такое ощущение, что мерзло не тело, с того самого дня вымерзла моя душа.

Ридрих был настоящим злодеем до мозга костей. Невообразимо жестоким.

Оказывается, мы… Были женаты.

На следующий же день после моего похищения, Ридрих обручил нас. А значит, он планировал все это еще тогда. Значит, он просто позволил мне верить в светлое будущее, в эту глупую сказку, которую я сама себе скармливала и ей же насыщалась.

В грудине затянуло, и я тут же выдернула себя из черной заводи мыслей.

— Спасибо, — запоздало ответила я и сделала глоток.

— Азалия… — начал Регори, и его тон сразу дал мне понять, что ничего хорошего ждать не придется. — Насчет похорон…