Ворча, он провел рукой по бороде.
Черт побери. Она делает это уже второй раз. Подкралась к нему.
Исчезла.
Ушла.
Страх приходит, ползет, бежит по позвоночнику, как призрак.
Страх, с которым он боролся после смерти Серены. Что он сделал недостаточно. Что это его вина. Он был тем упрямым засранцем, который позволил ей уйти после их ссоры.
Он должен был защитить ее, и он не справился.
Он потерял ее.
После ее смерти в душу закралось все плохое. Одиночество. Чувство вины. Страх.
Именно поэтому он переехал в хижину. Он думал, что сможет спрятаться от прошлого. Потому что он не мог переварить воспоминания, дорогу, где это произошло, дорогу, по которой ему приходилось проезжать каждый день. Поэтому он завел собаку, купил боксерскую грушу, отрастил бороду, пил бурбон из бутылок. Пытался найти способ избавиться от боли. Отключался. Занимался деревообработкой. Беспокоился о своих сестрах и родителях. Черт, даже о Хаулере. В один прекрасный день парень должен был получить удар от девушки на одну ночь.
Это был его костыль - беспокойство.
А теперь Тесси.
Эта девушка, ребенок, которого она носит, вызывают у него защитные инстинкты. Это дало ему целый набор новых забот.
С кровати он видит свет в гостиной. Тесси не спит.
Странное чувство необходимости ее рядом с ним пробирает его до костей. Оно стало еще сильнее после их предыдущего разговора. Рассказ Тесси о своей матери, ее беспокойство за их сына, тоскливая боль в ее голосе, когда она рассказывала ему о своем отце. Он все понял. Ей было больно. Она горит, потому что боится обжечься.
В ней так много слоев. Те маленькие проблески, которые она дает ему увидеть, заставляют его чувствовать себя польщенным и оскорбленным одновременно.
К черту ее отца. Какой-то жалкий сукин сын, уходящий от собственной дочери - он ее не заслуживает.
Соломон качает головой. Он не может понять, что происходит дальше. Почему общение с Тесси что-то с ним делает. Она в его крови. Солнечный свет будит его.
Спать рядом с ней, быть с ней сегодня... он не жалеет об этом.
Стиснув зубы, он выдохнул и спустил ноги с кровати, глубоко вдохнув, чтобы успокоить пульс. Он проводит рукой по волосам и смотрит на часы.
Три часа ночи.
Господи.
Если она работает…
Он натягивает серые треники и врывается в гостиную, где застает Тесси, сидящую со скрещенными ногами на диване. Рядом с ней бутылочка кокосового масла, взгляд устремлен на открытые двери террасы.
Красивая. Чертовски красивая.
Прекрати. Перестань смотреть на нее, как будто она твоя.
Но почему бы и нет, Соломон? Почему она не может быть твоей?
— Привет, — говорит он, щурясь от света. — Все в порядке?
Ее большие карие глаза расширяются при его появлении, она улыбается ему, и на минуту его сердце замирает. Она выглядит чертовски великолепно, сидя здесь с грязными волосами и в одной лишь ночной рубашке, расстегнутой на животе.
— О, да. — Ее руки делают круги на животе, распределяя кокосовое масло по коже. — Я подумала, что приду сюда, чтобы провести подсчеты.
Он нахмуривает брови.
— Подсчеты?
— Подсчеты ударов. — Она сделала паузу. — Нужно десять пинков в день, чтобы убедиться, что ребенок все еще, ну, пинается там.
Соломон выдохнул. Черт. День за днем он понимает, что знает меньше, чем думал. Все, что связано с беременностью, кажется таким неуверенным. Хрупким. Господи, а вдруг что-то пойдет не так?
Мишка и Тесси - не неприкасаемые. С ними может случиться что угодно.
Страх. Проклятый страх. Он что-то делает с его грудью. Сердце колотится, как карбюратор.
Почему это так сильно его беспокоит? Ребенок там, и он здоров, счастлив и в безопасности. Благодаря этой великолепной женщине. Он смотрит на нее, и его охватывает странное чувство нежности. Все, что она сделала для его сына, он не может отблагодарить ее. Он не знает, как сказать ей об этом, но попытается.
— Ну что, — спрашивает он, затаив дыхание. — Ты их получила?
— Час назад. — Она заглядывает через плечо и кивает на напиток с ананасами. Край ее рта кривится. — Выпила глоток сока. Это всегда его будит.
Он кивает и говорит грубовато:
