Это был идеальный день пляжного безделья, кокосовой воды, которую можно пить сколько угодно, и губ Соломона на ее губах, когда они играли на песке и в прибое. Последний час она не выходит из номера, а Соломон утверждает, что у него есть для нее сюрприз.
И все же, как бы прекрасно все ни было, в воздухе витала какая-то тяжесть.
И дело не только в том, что это их последняя ночь.
В голове Тесси все время крутится признание Соломона. Он уже любил. У него была жена. Пережил потерю, которую никто не должен переживать. Он столько лет винил себя за то, в чем не был виноват. Она рада, что он поделился с ней этим. Это не могло быть легко.
Его честность, его теплота, его уязвимость. Это заставляет ее все больше и больше любить его.
Ее внимание рассеивается. За окнами колышутся под ветром пальмы. Яркая симфония красных, розовых и оранжевых цветов озаряет вечернее небо, словно решив подарить Тесси лучший закат в ее жизни в последнюю ночь в Мексике.
Последнюю ночь.
О Боже. От одной мысли о том, чтобы уйти от Соломона, у нее сводит живот.
Она беззлобно усмехнулась, вспомнив, как только приехала сюда. Все, что она хотела сделать, это выгнать его из Мексики, а теперь... теперь она хочет сделать все возможное, чтобы удержать его.
Она должна рассказать ему о своих чувствах. Пока не стало слишком поздно. Но что сказать ему? И кто может сказать, что он чувствует то же самое? Насколько она знает, он уже готов вернуться в Чинук, а она останется лишь далеким воспоминанием.
И все же она должна попытаться. Она никогда не простит себе, если упустит этот риск.
Она поглаживает свой растущий живот. Он вырос, стал больше, чем был, когда приехала.
— Правда? — спрашивает она у Мишки. — Мы должны сказать твоему папе, что хотим его. Мы оба.
Быстрый стук костяшек пальцев, и дверь распахивается. Появляется Соломон, своим огромным телом загораживая за собой номер.
Она притягивается к нему, как магнитом, и вот он уже держит ее в своих объятиях. Он проводит рукой по ее животу, затем поднимается и ласкает ее лицо.
— Ты прекрасно выглядишь, Тесс, — пробормотал он, но его лицо было озабочено.
— Все нормально? — спрашивает она.
— Да. Я только надеюсь, что ты не собиралась никуда уходить, потому что мы остаемся в номере.
Она вскидывает бровь, впечатленная.
— Ты что-то планировал?
— Планировал. Ужин.
— Мне не нужна еда, — поддразнивает она, приподнимаясь на цыпочки, чтобы прижаться губами к его губам. Она могла бы питаться одним только поцелуем Соломона.
— Ну, ты все равно ее получишь, — прорычал он, крепко прижимая ее к себе. — Тебе нужно больше есть.
— Ты мне нравишься, Торжественный Человек. Ты знаешь путь к сердцу беременной женщины: еда.
Он смеется.
— Тесс, детка, у меня есть целая буханка хлеба с твоим именем.
Затем он уходит, его громкий топот отражается от стен.
Она надела черные сандалии, чтобы хоть раз дать ногам отдохнуть. Остановившись у зеркала, она еще раз провела пальцами по своим золотистым волосам. Она наносит розовый блеск на губы и выходит из комнаты. Там она слушает слабые звуки Джонни Кэша, разносящиеся по номеру.
Выйдя на террасу, она замирает.
У нее пересохло во рту от увиденной обстановки. Стол, накрытый на двоих. Элегантный, с белыми скатертями. На террасе горят свечи. В вазе распускаются цветы цвета огня. Безалкогольное игристое вино для нее и бутылка мексиканского пива для Соломона.
Кстати, о Соломоне…
Он стоит за маленьким столиком, вокруг талии повязан черный фартук. Перед ним горелка и сковорода. Небольшие миски с уже нарезанными продуктами, накрытые пленкой. Щипцы, лопаточки и ножи начищены до блеска.
Она задыхается и хлопает в ладоши от восторга.
— Ты собираешься готовить для меня.
У него подрагивает челюсть. Он борется с улыбкой, которую она так редко видит.
— Я подумал, что мы могли бы повторить наш первый ужин здесь. Знаешь, без злых колкостей.
— Да. С удовольствием. — Она с трудом выговаривает слова. То, на что он, должно быть, пошел, чтобы организовать это, ошеломило ее. У нее перехватывает дыхание.
— Вот. — Подойдя к ней, Соломон берет ее за руку. Он выдвигает стул и помогает ей сесть.
А затем приступает к работе.
На глазах у Тесси Соломон оживает. Ловкий, умелый, серьезный. Его большие, покрытые мозолями руки ловко работают, нарезая булочку. Его предплечья напряжены, разноцветные татуировки бросаются в глаза, когда он взбивает миску с соусом. Сковорода шипит, когда он складывает две половинки хлеба.
