Когда я добираюсь до теплицы и открываю дверь, я не сразу вижу Бо. Я делаю вдох, пытаясь найти спокойствие. Он не виноват, что я вляпался в собачье дерьмо. Не его вина, что я ждал, чтобы поговорить с ним в течение нескольких дней, и никогда не было подходящего времени.

Он работает. Мама рядом. Фрэнки нужна помощь с домашним заданием.

Бо отталкивался от кухонного стола и исчезал на несколько часов подряд, и я всегда думал о теплице как о владении, куда он ходит, чтобы побыть одному, а не чтобы его беспокоил ребенок его подруги, который спит на его диване, ест его еду, мешает.

Но мне нужно с ним поговорить, потому что я скоро уезжаю. Никто другой этого не скажет.

Сзади играет музыка. Я следую за ней, следую за светом и нахожу Бо, который просто стоит, наклонившись, и выпускает сигаретный дым через разбитое стекло в ночь.

Я узнаю эту песню. Металлика. Он увлекается всеми этими старыми группами, но мама их терпеть не может.

Теплица — это ржавая свалка, с кучей разбитого стекла. Бо это нравится. Ему нравится что-то выращивать, не только сорняки, которые он сажает в лесу, но и овощи, травы, всякое дерьмо. Он говорил о том, чтобы найти сублимационную сушилку, запасать продукты на случай краха цивилизации, но в основном он заканчивает тем, что выставляет корзины с помидорами, кукурузой и перцем у дороги с табличкой, на которой написано: «Угощайтесь».

Бо невысокого роста, с бочкообразной грудью, бритой головой и седыми волосами на груди, которые обычно можно увидеть, потому что он ходит без рубашки или наполовину расстегнут. В своей тюремной форме, поясом, отягощенным рацией, телефоном, дубинкой, Береттой, он выглядит крутым парнем.

Он крутой парень. У него есть шрамы, чтобы доказать это. Я видел, как он однажды подрался в баре. Он уничтожил чувака, который затеял драку. Просто уничтожил его.

Отчасти из-за Бо я учусь в Патнеме, а не в местном колледже. Потому что я верю, что он сохранит свою работу, позаботится о маме, присмотрит за Фрэнки и не превратится в извращенца или мудака, когда я перестану обращать на это внимание.

Он их любит. Их обеих.

Я никогда не был до конца уверен, что мама любит его в ответ. Ему пришлось несколько раз приглашать ее на свидание, прежде чем она согласилась. Пришлось ухаживать за ней несколько месяцев, прежде чем она начала ночевать у него. Ей нравится быть с ним, нравится его дом, но я не думаю, что ей нравится идея быть старухой Бо до конца своей жизни.

Я думаю, что она зависима от того, что мой отец заставляет ее чувствовать. Этот волнующий, резкий, гребаный порыв, который она может получить только от него.

«— Я влюбилась в него в ту же секунду, как встретила», — сказала она мне однажды. «— Мне было пятнадцать, и он приехал в город на мотоцикле, и мир перестал вращаться.»

Бо не может сравниться с этим. Никто не может.

Я знаю, потому что я почувствовал то же самое, когда впервые увидел Кэролайн, и до сих пор чувствую. Если и есть какой-то способ отключить это, я его еще не нашел.

Бо стряхивает пепел об зазубренный край стекла, роняя его в сорняки по другую сторону окна.

— Что случилось с копами? — спрашивает он.

Он не имеет в виду, обыскивали ли они это место или ушли, я уже сказал ему об этом. Он имеет в виду, что я сделал, чтобы привлечь их внимание.

— Это девушка, с которой я встречаюсь, у нее есть бывший, которому я не очень нравлюсь.

— Ты дал ему причину? Кроме как украл его девушку.

— Я не крал ее. Они уже расстались.

Но я действительно украл ее, немного. На первом курсе, когда она жила напротив, я наблюдал за ней. Пытался вывести ее из себя. Я делал все, чтобы привлечь ее внимание, и Нейт знал это. Он ненавидел меня уже тогда.

Он имеет полное право ненавидеть меня.

— Я подрался с ним. За то, что он говорил о ней всякую чушь.

Бо делает глубокую затяжку, прищурив глаза, наблюдая за мной.

— Дважды. Второй раз был немного хуже, чем первый.

Я думаю о Кэролайн, которую вырвало в моей ванной. О ревущей боли в моей руке, когда я коснулся его лица. Его грудной клетки.

Я указываю на пачку сигарет в кармане рубашки Бо.

— Можно мне взять одну?

Он приподнимает бровь. Я не курю, но это не значит, что я не умею. Мне нужен прилив сил прямо сейчас, то, как никотин обострит грани всего, сделает меня осторожным, сделает меня умным.

Мне нужно поумнеть.

Он протягивает мне сигарету, и когда я кладу ее в рот и обхватываю кончик ладонями, он дает мне прикурить от своей Зиппо.

— Что он имеет против тебя? — спрашивает Бо.

— Я столкнул его с пожарной лестницы. Возможно, он сломал себе ребра. Нападение, я, полагаю. Особенно, если после этого он отправился в больницу.

— Был ли свидетель?

— Его друг. И Кэролайн.

Он кивает.

— Я продал другу, — добавляю я.

— Больше одного раза?

— Да.

— Значит, он предупредил копов.

— Возможно. Я имею в виду, что любой мог бы, вероятно. Ты думаешь, они вернутся?

— Да.

Я поджимаю губы и вдыхаю, благодарный за тихий шелестящий звук воспламеняющейся бумаги. Благодарен, что у меня есть эта крошечная искорка, на которую можно смотреть, эта тугая полнота в груди, когда я задерживаю дым в легких.

Хорошо, когда есть с кем поговорить.

— Думаешь, я должен прекратить продавать? Залечь на дно на семестр?

— Если ты сможешь обойтись без денег.

Я колеблюсь. Делаю еще одну затяжку. Набираюсь смелости и признаюсь:

— В итоге я отправляю большую часть денег маме.