— И все же… Посмотрите, пожалуйста. Прошу вас…

Хозяйка сморщила нос, раздраженно дернула плечом, сняла кружевную шаль с плеч и, отложив ее в сторону, отодвинула заднее стекло витрины. Наклонившись с выразительным вздохом, она вытащила книгу и выпрямилась, прижимая томик к груди.

Никогда еще Даниэль не видел столь толстого Бандля. Один лишь белесый срез фотографических вклеек был толщиной с палец.

Задрав на лоб очки, старушка отвернула обложку узловатыми, сухими пальцами.

— Пятнадцать долларов, — сказала она.

— У меня есть девять. Я дам вам девять.

— Вам уже сказали: я не торгуюсь, — напомнила она с презрительным фырканьем.

Даниэль попытался изобразить извиняющуюся, тонкогубую улыбку.

— Обложка совсем запылилась. Похоже, лежит здесь очень долго.

Она прищурилась на дату, выписанную карандашом под ценой. Что-то в ней уступило — надменная поза стала чуть менее жесткой.

— Вы серьезно ее хотите?

Он кивнул.

— Еще в детстве зачитывался. Ностальгия по лучшим временам.

— Эта книга находилась у меня на витрине ровно три года, день в день, — сказала она. — Да, запылилась, но другого такого экземпляра мне не встречалось. Вам ее отдам за пятнадцать.

— У меня только девять, — тихо промолвил Даниэль. — Клянусь.

Она откинулась чуть назад. Глаза насмешливо сузились до щелей, как у поросенка.

— Это вы стоите, попрошайничаете возле дороги? Так?

Ну что ты будешь делать: в этом городе, похоже, все знали Чарлза Грейнджера. Даниэль широко улыбнулся, демонстрируя все свои зубы — щербатые, потрескавшиеся, гнилые, — и выкашлянул зловонное облако.

Снисходительное настроение хозяйки немедленно испарилось, но она все же продала книгу: лишь бы отвязаться. Покупка обошлась ему во всю ту сумму, которой он располагал в этом мире.

Вернувшись в неосвещенный дом, он, покряхтывая от боли в суставах, прошел в гостиную, присел с книгой в поломанное камышовое кресло и придирчиво осмотрел корешок. Подумать только, какое толстое издание! Ни в какое сравнение не идет с теми, что были у него раньше. Сидеть, откинувшись в кресле, оказалось делом весьма болезненным, поэтому Даниэль перешел на пол, чтобы при свече читать книгу лежа — затем встал на четвереньки и, наконец, устроился на подушке в углу комнаты, раскачиваясь как маятник.

Итак, книга у него. Богатая деталями и подробностями — опухшая от информации, подумал он, листая страницы, — доступная в любой момент для изучения, если он на это отважится. Если останется время. Своего рода прогресс, если, конечно, получение плохих вестей — очень плохих вестей — можно считать прогрессом.

Новости впрямь были ужасающими. Вши размером с ноготь. Доисторические млекопитающие, обнаруженные в Новой Гвинее. Кучки экскрементов и шерсть, оставленная всамделишным снежным человеком в Канаде — ДНК-анализ подтвердил абсолютную реальность древнего джентльмена и тот факт, что он был дальним родственником человека.

Даниэль перешел к предметному указателю, да и тот начал читать с середины.

Гигантопитек, череп хранится в коллекции венского музея; трехметровая горилла. Здравствующие представители замечены в Камбодже.

Гигантские крысы, весом до полуцентнера, найдены на Борнео.

Жабы болотистых оазисов Ирака, квакают на арабском «Аллах велик», расцветка дорсальных участков кожи напоминает отрывки сутр из Корана.

Крабы Таиланда и Шри-Ланки, с «человеческими ликами» на панцире, удивительно напоминающими лица утопленников.

Куа-Ню, беличья крыса: биологический вид, вымерший одиннадцать миллионов лет тому назад — обнаружена в Лаосе.

Летучие мыши «индиго» (размером с орла) обнаружены в Мексике.

Летучий кошмар в лесопарке «Пайн Берренс», шт. Нью-Джерси; размах крыльев два метра; биологический вид не установлен, вероятно, семейство стрекоз.

Морские скорпионы (семейство Eurypteridae), найдены близ Мадагаскара; длина три метра; считались вымершими сотни миллионов лет назад; крупнейшие беспозвоночные, когда-либо существовавшие на Земле. Местные жители высоко ценят их сладковатое, ароматное мясо; утверждают, что ловили их «с начала времен».

Мохнатые рыбы, с волосяными фолликулами, как у млекопитающих…

Перепончатокрылые, отряд Hymenoptera: пчелы, знающие, как использовать свой танец в качестве языка.

Хомо флорезиенсис, «человек флоресский», рост до одного метра; пользовался огнем, каменными орудиями. Охотился на карликовых слонов с помощью крошечных копий.

Эдемский сад, Новая Гвинея; обнаружены три сотни ранее неизвестных животных, среди них пятнадцать новых видов лемуров, в т. ч. летучий лемур с кулак величиной.

Он бросил взгляд в конец списка:

Эпиорнис, пойман в Тасмании. Нелетающая страусоподобная птица высотой почти семь метров, питается овцами, козами, откладывает яйца размером с пару баскетбольных мячей.

Затем наугад к середине:

Термиты-«зодчие»; распространяются по континенту вместе с мусором и щепками, заносимыми ураганными ветрами с побережья Мексиканского залива; строят гнезда, напоминающие католические соборы по типу Шартрского, Нотр-Дам…

Книга выскользнула из трясущихся рук и захлопнулась самостоятельно. Криптиды и лазариды — вымершие твари былых эпох — неожиданно воскресали целыми когортами. Их перечень тянулся на добрую сотню страниц. Даже с учетом его прошлого опыта, согласно которому примерно половина сведений Бандля была искаженной или попросту фальсифицированной, оставалось свыше тысячи надежных свидетельств — вдвое больше, чем встречалось Даниэлю ранее, еще до наступления мрака и пыли, когда он был вынужден спасаться бегством.

Маловероятные вещи подбирались все ближе и ближе, как тени вокруг гаснувшего костра, как погребальный звон по ясному, рациональному, научно обоснованному миру, который он всегда ценил — и в котором сомневался. Понадобится найти союзников. Да, союзников… и, если таковое еще возможно, новый организм. Новое тело, сильное, здоровое. Молодое. Даниэль принялся мерно бить затылком по стене, и в желудке закопошилась змея, будто разгневанная столь вопиющим неуважением.

Он больше не в состоянии проделывать такое в одиночку; появились сомнения, что достанет сил и сосредоточенности еще раз прыгнуть так далеко — да и грядущее, судя по всему, окажется хуже, чем когда-либо.

Даниэль раскрыл книгу на предисловии. Бандль записал:

В нынешнее издание вошло более пяти сотен новых позиций: настоящая лавина находок по сравнению с предыдущими выпусками, особенно если учесть, что эти сведения были собраны лишь за три года. Это обстоятельство подводит нас к весьма антинаучному вопросу: уж не открыл ли кто-то дверь в прошлое, сваливая в кучу и нас, и доисторических животных — невозможных животных, вымерших, но в то же время более чем реальных?

К трем часам пополудни мокрый как мышь и дрожащий от лихорадки Даниэль добрался до физического корпуса в университетском студгородке. Тщательно ознакомившись со стендами-указателями, он принялся рыскать по коридорам, читая таблички возле кабинетов, отыскивая человека, который мог бы понять. Самого уязвимого человека из всех, кого он знал, — и самого любознательного.

Старого друга.

ГЛАВА 25

КАПИТОЛ-ХИЛЛ

Пенелопа редко покидала свою спальню, а Главк никогда туда не наведывался за исключением крайней необходимости. Постоянный зуд и мягкий шепот партнерши, наговаривающей слова контроля и утешения, говорили ему все, что требовалось знать. То, что лежало за этой запертой дверью, было небезопасным даже для него.

Пожалуй, наиболее сложной задачей, стоявшей перед ним подавляющую часть времени, была необходимость держать Пенелопу счастливой. Изменения внутри Главка проявлялись весьма слабо, в то время как его партнерша за последние тридцать лет потеряла очень многое, и даже не столько по части соблазнительной женственности — свою молодость и красоту, — сколько умственные способности, вплоть до последней, слабой искорки интеллекта. К этому моменту Главк, можно сказать, вылепил из нее удивительный, послушный инструмент.

Он развернул номер «Лондон таймс», купленный в киоске возле университета, удовлетворенно затянулся сигарой, щуря глаза, и стал просматривать заголовки. Внушительное кресло черной кожи подпирало его расслабленный, коренастый торс; одна короткая, толстая нога подогнута под себя, вторая покоится на оттоманке — крошечные, аккуратно подстриженные ногти медленно шевелятся в такт чтению.