— Хорошо. Тесты я сдал на «отлично». Все в порядке.
— Какие предметы ты изучаешь углубленно?
Он искоса взглянул на меня:
— Математика, английская литература... и итальянский.
— Ого, ну... это хорошо.
Я знала, что должна спросить, почему именно эти предметы, хотя, по крайней мере, на счет одного я могла предположить ответ.
— Я хочу получить первоначальную ученую степень. Это займет два года.
— Понятно, — быстро сказала я.
Казалось, он хотел сказать больше, но вместо этого отвел взгляд к окну.
— Почему бы тебе не включить радио? — произнесла я, надеясь, что это будет подходящее отвлечение.
— Конечно, — невозмутимо ответил он.
Забавно, что восемнадцатилетний парень, вел себя более непринужденно, чем я. Давай, Венци, возьми себя в руки. Даже после одиннадцати лет замужества, были времена, когда Кэролайн Уилсон была по-прежнему Каролиной, вздорной дочерью иммигранта Марко Венци.
Радио шипело и потрескивало, пока Себастьян искал сигнал — Блуграсс (прим. пер. разновидность кантри). Его выбор удивил меня, от Верди к этому? Это вызвало у меня улыбку.
— Тебе нравится Док Уотсон5?
— Я слушаю разную музыку
Я припарковалась у Харор-драйв, и мы прогуливались по холму Маленькая Италия, болтая о еде и музыке. Я помнила эту местность, с тех пор как жила здесь. Каждую субботу здесь был базарный день, и я с нетерпением ждала возможность купить итальянское масло и овощи, которые сложно найти в обычных супермаркетах.
— Хочешь кофе? — спросил Себастьян с надеждой.
Ммм. Хороший итальянский кофе.
— О, настоящий эспрессо. Да, с большой радостью.
Слишком много энтузиазма. Не потакай ему — никаких смешанных сигналов.
Но день был слишком прекрасным, чтобы сомневаться и меня восхитили все эти милые кафешки, кафе-мороженые, ресторанчики.
Мы вошли в крошечное кафе, рядом с Индия-стрит. Жена хозяина кафе обслужила нас и была в восторге, когда я заговорила с ней по-итальянски. Она расцеловала меня в обе щеки и представила мне всю свою семью. Себастьян выглядел ошеломленным, затем сказал пару предложений по-итальянски и его тоже захватили в семейные объятия. Я не могла сдержать смех, их бурная реакция напомнила мне об отце.
Они жонглировали итальянскими словами как шариками, с такой скоростью, осуждали друг друга, а я изо всех сил пыталась понять, что они сказали. Себастьян, вероятно, понимал одно слово из пятидесяти, но сидел, широко улыбаясь, только вздрогнул, когда мать владельца, пожилая дама лет восьмидесяти, схватила его обеими руками и начала расцеловывать.
Потом они все выдвинули стулья и сели за наш маленький столик, который переполнило чувство общности. Кто-то принес полдюжины чашек с эспрессо, и я счастливо потягивала горьковатый, ароматный кофе. Я была удивлена, заметив, что Себастьян добавил пару ложек сахара, прежде чем решил сделать глоток.
В конце концов, пришли еще пару посетителей, и вся семья разошлась по своим делам: готовить, убирать, мыть посуду.
— Вау! Это было что-то с чем-то, — сказал Себастьян, когда мы вернулись к нашему разговору.
— Изумительно, ага?
— Они напомнили мне о твоем папе.
Я вздохнула, и отклонилась на спинку неудобного стула.
— Да, безумные как папа.
— Извини, — тихо сказал он. — Я не хотел, чтобы ты расстроилась.
Потом он положил свою руку на мою, и я ощутила его нежное прикосновение. От удивления я широко распахнула глаза и отдернула свою руку.
— Извини, — сказал он вновь, его щеки покрылись румянцем.
— Нет, это было грубо с моей стороны. Просто я...
Напряжение вернулось, и к своему ужасу я осознала, что у меня трясутся руки. Я достала бумажник, вытащила деньги и положила их на стол под опустевшую чашку.
— У меня есть деньги, — неловко пробормотал он.
— Нет, все в порядке. Я оплачу, — пробормотала я в ответ. — Думаю, нам пора возвращаться.
Себастьян молча поднялся, и последовал за мной по главной улице.
— Aspetti, signore! (прим. пер. ит. Постойте!)
Хозяин кафе следовал за нами, и размахивал купюрами, которые я оставила на столе.