Повязка? Какая повязка? Я даже не знаю, куда собираюсь, а теперь должна ещё и принести реквизит?

Мама вздыхает.

— Ох, Хлоя. Она в столовой. Я положила её на клетку.

Я нахожу её довольно легко благодаря этикетке, на которой написано: «Начальная Программа Преподавания Эйзенхауэра». Что объясняет, почему дети должны рассчитывать на меня. Погодите минутку, я могу подделать уроки? Я имею в виду, что если всё это умное дерьмо не сработало?

Оработало.

Часом позже, мальчик напротив меня улыбается щербатой улыбкой, его подбородок испачкан карандашом.

— Как ты решила это так быстро?

— Коммерческая тайна. — Я пожимаю плечами.

Хотя, по правде говоря, я понятия не имею. Последний раз, когда я делала проверку, я всё ещё считала на пальцах. То есть мне не нужна была летняя школа или что-то подобное, но я точно не была человеком-калькулятором. А сейчас? Сейчас я могу складывать трехзначные числа в голове. Как в задачке, которую я только что решила вместе с Тайлером.

— Ты, должно быть, суперумная или что-то вроде этого, — говорит он, извиваясь на стуле.

— Ты ошибаешься, но я делала много дополнительной домашней работы в этом году.

— Я ненавижу домашнюю работу, — отвечает он.

— Да, я тоже, — соглашаюсь я, а затем подмигиваю. — Но мне нравится быть зубрилой. Как насчёт десятого номера?

— Мне обязательно делать его?

Я склоняю голову, как бы рассуждая об этом.

— Ну, вместо этого мы могли бы сделать макияж. Я могу покрасить тебе ногти или сделать прическу.

Тайлер смеётся, так круто и непосредственно, что все теряют в период полового созревания.

Я усмехаюсь, смотря, как он подавляет смех, а затем смотрит на меня со смирением.

— Я всё ещё ненавижу математику. Даже если ты крутая. — Он снова съеживается над домашним заданием, а я сканирую общественный центр, пока как он решает.

Я слышала, что они занимаются здесь репетиторством, но никогда не видела этого своими глазами. Это на самом деле довольно здорово. Родители могут оставить детей и ждать в вестибюле, хотя бог знает, зачем они захотели бы остаться. Там нет ничего, кроме кофе-машины и достаточного количества старых газет, чтобы сделать из папье-маше макет маленького города.

В этой комнате на серых стенах есть указатели для всего, начиная от встреч анонимных алкоголиков до продвинутых занятий йогой. Были поставлены шесть столов, но нас, тех, кто работает, только трое. Блейк, я и Тина Стабс — девушка, которую я едва знала в прошлом году. Сегодня она обняла меня и начала болтать о каком-то парне, которого она отчаянно хочет, пока не подошел Тайлер, чтобы спасти меня.

Блейк сидит в двух столах от меня. Он должен был читать Доктора Сьюза малышу напротив него. Самое плохое, что он даже не смотрит в книгу или на бедного второгодника, который ловит каждое его слово. Думаю, он смотрит на что-то под столом. На что-то на своих коленях?

А, мобильник.

Он пишет кому-то.

— Это верно? — спрашивает Тайлер.

Я смотрю на его работу. 327+456=773.

— Очень близко, Тайлер, одна неверная цифра. Как думаешь, сможешь найти ошибку?

Чёрт возьми, я шикарна.

Я снова смотрю вверх. Студент Блейка читает медленнее, еле слышным голосом, продираясь через слово, которое определенно застопорило его. А мой сладкий-как-сахар парень, по-видимому, слишком занят, набирая Геттисбергское послание, чтобы обращать на это внимание. Есть в этом что-то очень неправильное. Он же координатор репетиторов.

— Я снова ошибся? — спрашивает Тайлер озабоченным голосом.

Я понимаю, что сделала реально уродливую гримасу, хотя она вообще не была предназначена Тайлеру. Жаль, что Блейк слишком поглощен своим сотовым телефоном, чтобы заметить, как я убиваю его взглядом.

Я проверяю работу Тайлера и качаю головой.

— Все идеально. Я знала, что ты сможешь решить, — говорю я, расплываясь в широкой улыбке. — Ты просто должен помнить: справа налево. Не так, как ты читаешь, окей?

— Да, я думаю, что понял.

— Исходя из этого успешно пройденного теста, я думаю, у тебя есть все шансы быть крутым. — Я достаю запасной карандаш из коробки в задней части комнаты, пока провожаю его.

Я отпускаю Тайлера к родителям в комнату ожидания. Входная дверь открывается с мелодичным перезвоном колокольчиков, в то время как мы обмениваемся жестами на прощание. Я понятия не имею, есть ли у меня ещё один студент или что делать дальше, поэтому делаю шаг к двери, чтобы поздороваться.

А потом я просто падаю.

— Адам… — говорю я.

Я даже не хочу говорить этого, но мой рот как будто только и ждал шанса, чтобы эти слова вырвались наружу.

— Привет. — Он смотрит на меня со своей полуулыбкой на губах. Губы, на которые мне действительно пора перестать смотреть, особенно когда мой парень в соседней комнате. В моём животе скручивается узел, я чувствую, как улыбаюсь, и это не хорошо.

Очень не хорошо.

— Ты сегодня репетиторствуешь? — спрашиваю я, стараясь держаться в безопасной зоне.

Неправильный ответ.

Что-то тёмное вспыхивает в нём, чего он не может удержать. Он не отвечает мне, просто качает головой, словно не может поверить, что я могла сказать такое.

В панике я поворачиваюсь вслед за ним, когда он проходит дальше, в комнату. Только тогда я замечаю белый логотип в углу его голубой рубашки и огромную корзину на колесах, которую он тянет за собой. Да, он здесь, чтобы помыть парты, а не сидеть за ними.

Моё сердце делает кульбит в груди.

Очевидно, та я, которая не страдает амнезией, знала, что он убирается здесь, и та я никогда не сказала бы ничего столь ужасного. Если бы, конечно, я не хотела заставить его чувствовать себя абсолютным дерьмом из-за того, что он уборщик.

Потрясающе.

Я стою, жалея, что не могу вернуться назад во времени, пока он стирает пыль и протирает шваброй пол под стульями. Я должна сказать что-нибудь. Я не могу оставить его вот так, думающим что… что я… ну, что бы то ни было ужасное, что он, вероятно, думает.

Я жду, что он зайдет в репетиторскую комнату, но он не заходит. Он пересекает комнату ожидания и идёт к уборным и офисам и всем тем местам, которые мне, вероятно, не позволено посещать.