Мысль, что эта девчонка продалась, кружила голову не хуже, чем алкоголь. Злой и беспощадный. Я знаю много подобных историй, но еще ни одна не вызывала у меня такого бешенства. Быть может, от этой глуши я ожидал большего.
Перед самым рассветом я не выдержал и поднялся. Мокрая майка противно прильнула к телу, а в горле пересохло. Глоток воды казался наилучшим из благ.
Ноги отказывались слушаться, но я упорно шел к раковине. Искать в потемках кружку не было ни сил, ни желания — и я бросился к раковине.
Досадное шипение воздуха донеслось из крана, стоило лишь подставить под него ладони.
— Что ты делаешь? — донеслось возмущенное со спины.
В блеклом свете рассвета, который просачивался в дом сквозь тонкие занавески, возник силуэт мелкой фурии. Волосы торчали в разные стороны, растянутые вещи мешком висели на худых плечах.
— Погано выглядишь, — вынесла вердикт, после минутной заминки Марина. — Иди ложись, я принесу воды.
Маринка чем-то зашуршала в шкафах. У дивана мы оказались в одно время. Я — запыхавшийся и весь покрытый испариной, Марина с большим бокалом в одной руке и градусником в другой.
Стоило мне забрать бокал и сделать глоток, как я почувствовал будоражещие прикосновения, — ловкие девичьи пальчики пробежались по моей спине и торсу. Воду получилось проглотить — спасибо моей сдержанности, но пришлось сделать шаг назад, плюхнуться на диван и прикрыться покрывалом.
— Да ты весь пропотел!
Марина ловко выхватила опустевший бокал из рук, с глухим стуком отставила его в сторону на столешницу. И наклонилась ко мне. Тонкие руки скользнули по моей талии и обхватили полы футболки, дернули вверх.
Застряли…
Ее дыхание так явственно ощущалось на моей коже, упругие груди задевали мое плечо, — что я мысленно вознес хвалу всем богам, что сижу.
— Раз… — Марина дернула прилипшую майку, и теперь едва не свалилась полностью на меня.
— Черт! — вырвалось у нее, но она поспешно отпрыгнула от меня и, как-то зло, проговорила: — давай сам. Не маленький.
— Да я и не просил, — парировал и ловко стянул футболку сам.
А Глушковой уже и след простыл.
***
В следующий раз я заметил, как она быстро выбежала из дома, неаккуратно хлопнув входной дверью.
Марина Глушкова
Что-то произошло между нами, по сути, совершенно чужими людьми. Словно невидимая нить натянулась и больше не отпускала. Конечно, я могла все свалить на свою объемную фантазию, — и нить, и напряжение, — но чем больше мы проводили друг с другом времени, тем чаще я стала ловить на себе его долгие и вдумчивые взгляды.
А к вечеру у Алексея поднялась температура, и мы были вынуждены выбираться из своей, как оказалось, надежной норы и отправляться на поиски лекарств.
С машиной мне помог сосед, у которого в гараже пылилась старая "Волга". Василий Юрьевич был старожилой этого дачного поселка и, как многие местные жители, проживал здесь на постоянной основе.
Мне было лет девять, когда я впервые познакомись с ним. Ох, и долго ныло мое ухо после этого знакомства — Василий Юрьевич старательно мне его покрутил за ободранную яблоню. А Алиска стояла в стороне, нервно сминала края нежно-розового платья и скромно просила его: "Дяденька, отпустите Марину. Она не виновата. Это я. Я сломала ветку!" Но кто бы поверил этому маленькому ангелу с двумя огромными голубыми бантами и такими же голубыми глазами. А я? Я носила исключительно пацанские джинсы и заношеные до состояния марли футболки. Так что уши, как правило, трепали мне, а я в отместку трепала всем нервы. Но потом все помеялось местами. И злой сосед стал моим соратником на долгие годы юности. И от этого было еще тяжелей видеть разочарование в выцветших из-за прожитых лет глазах.
Помявшись на знакомом крыльце, все-таки постучала в дверь.
Где-то послышалось недовольное бормотание и скрип. Я, как на яву, представила Василия Юрьевича, который медленно поднимается с продавленного кресла, следом за ним на пол падает шерстяной плед, он разворачивается и, привычно прихрамывая на правую ногу, идет к двери, за которой замерла я.
— Долго же пришлось тебя ждать, — укоризнено, после минутной заминки, проговорил пожилой мужчина, и сразу отступил в сторону, пропуская меня.
И я прошла. Разные смутные чувства одолевали меня, что разбираться какое из них пребладает — попусту терять время. Я выбираю радость, пусь это будет она.
— Я говорил твоей тетке и теперь говорю тебе: не стоит винить себя во всех грехах.
Он прошел вперед к небольшому буфету и открыл дверцу доставая конфетницу с мармеладом, который я терпеть не могу.
— Не стой, — отвлекся он от своего занятия. — Щелкни чайник.
Я подскочила с места и понеслась исполнять поручение с такой скоростью, словно услышала выстрел спортивного пистолета на старте.
Чайник закипел быстро, все это время Василий Юрьевич расставлял на небольшом журнальном столике тарелочки с вареньем. Они все были настолько аккуратными, словно взяты из картины какого-то советского художника и выставлены на обозрение. Казалось, Василий Юрьевич только и ждал, что к нему кто-то придет, раз так быстро организовал стол.
Чаем я занялась самостоятельно. И это у меня получилось довольно ловко. Все лежало на своих привычных места, как и тогда, когда я почти поселилалась у этого нелюдимого мужчины.
Мы сели напротив друг друга и взяла в руки по чашке пускающего пар чая.
— Ну и где ты была, что не навещала старика? — укоризнено протянул Василий Юрьевич.
Я обомлела от такого вопроса. А он ждал, что я буду навещать? Никогда непокидающее меня чувство вины вновь напомнило о себе ядовитыми словами. Они, слова, были неоправданны и несправедливы, но настолько тяжелы, что удержать их в себе я не смогла.
— Не думаю, что меня здесь кто-то ждет. Мне было некогда, да и сейчас я довольно сильно тороплюсь.
— Все еще винишь себя в произошедшем?
Мои руки, в которых я держала чашку горячего чая, затряслись. Чай едва не выплюснулся на пол, едва не ошпарив меня.
