— Кто, Ворошильский?
— Да! Уговор в силе, помогать будешь?
— Ну, если ты по-прежнему хочешь…
— Конечно, хочу! Теперь вопрос — когда? Он приедет девятого и будет до пятнадцатого.
— Тогда вечером четырнадцатого.
— Это мне целую неделю терпеть?!
— Во-первых, ты еще раз все обдумаешь и окончательно решишь, проводить операцию или нет, во-вторых, разве лучше будет, если он всю неделю будет доказывать, что не верблюд и портить тебе настроение?
— Логично. Умеешь ты, подруга, разложить все по полочкам.
— А ты, подруга, умеешь подбивать честных людей на авантюры. Ирине звонила?
— Нет еще.
— Звони, сообщай новость, главную-то роль ей играть.
Я хозяйничала на кухне у Олега. Из ванной доносился плеск воды — мое солнышко отмывалось после трудового дня. На плите доходила гречневая каша и закипали сосиски. Приглушенно играл магнитофон. Семейная идиллия, черт ее подери!
За ужином я поделилась новостью: начинающий писатель В.М. Скоков, который остался очень доволен моей работой, пообещал шефине принести новую рукопись и передал презент для меня — роскошную коробку конфет.
— Он нашел спонсоров, и его первая книга уже печатается в типографии. Говорит, что у нас с Еленой легкая рука и обещает по экземпляру с автографом.
— Значит, опять будешь сидеть за компьютером с утра до ночи, а мне не разрешишь приезжать, — нахмурился Олег.
— Ничего, несколько дней потерпишь, — бессердечно сказала я, — зато будешь первым читателем нового бестселлера. А тот, прежний, не потерял?
— Нет, вон там, на полке стоит, рядом с альбомом.
— Твои фотографии? Покажи.
Мы уселись рядом на диван, и я стала рассматривать Олега в ползунках, в шортиках, за партой, с друзьями, с родней…
— Красивая у тебя мама.
— Красивая. Батька, говорят, тоже был красавец-мужик. Это я неизвестно в кого: уродище лесное, страхолюдище болотное.
Я дала ему подзатыльник.
— Ты чего?! — возмутился Олег.
— Чтобы я больше такого не слышала. Ты нормальный симпатичный парень.
Олег скептически хмыкнул.
— А где твой отец, я что-то не найду?
— У меня нет фотки. Была одна, я еще маленьким в матушкиных бумагах нашел, так она тут же порвала. Они с отцом не женаты были.
— Понятно.
— Она ребенка — меня, значит — не хотела, но думала, что отец на ней женится и пропустила срок, когда можно аборт делать, а он все равно уехал куда-то.
— Откуда ты все это знаешь?
— Она сама сказала.
Я была шокирована до глубины души.
— Тебе мать такое говорила?!
— Да. Удивляешься? Она много чего говорила: и что я всю жизнь ей испортил, мол, кто бабу с довеском возьмет, и что я лентяй и тупица, как мой папаша, и что из меня ничего путного не получится. Ну а ремня я получал почти каждый божий день как «с добрым утром».
— Весело, нечего сказать, — растеряно пробормотала я. Слова Олега как-то плохо укладывались у меня в голове. Я сама росла практически без отца, но ни разу, ни на единый миг не чувствовала себя нежеланной помехой. Что за дура эта его мамаша? Чудо великое, что Олежка не вырос озлобленной на весь мир сволочью.
Я машинально пролистала альбом дальше. Выпускной класс. Олег верхом на «Яве». Олег и еще двое парней в камуфляже с автоматами картинно позируют на броне БТРа, на обороте две надписи, размашистым почерком: «Помни, солдат ВВ должен стрелять как ковбой и бегать как его лошадь» и мелко, очень аккуратно: «Солдат, береги себя, ведь для тебя нет запчастей». Хорошенькая девушка улыбается, кокетливо приложив к щеке цветок.
— А это кто?
— Да так… одна девчонка в школе нравилась, — неохотно ответил Олег и, взяв у меня альбом, поставил его на полку. Я, не вставая, обхватила его руками и прижалась щекой к упругому плоскому животу. Пальцы Олега зарылись в мои волосы.
— Я вот думаю, — негромко сказал он. — Ты такая красивая, умная, самостоятельная… Зачем я тебе? Могла бы найти и получше.
Я отстранилась и смерила его суровым взглядом. Олег снова сел рядом и с вздохом наклонил голову:
