Борис не отозвался на мое веселье.
— А ты уверена, что действительно его любишь? По-моему, ты сочинила себе романтическую сказку — красивая и умная женщина пожалела одинокого мальчика…
— Какого черта, почему я должна его жалеть?! — вспылила я. — Олег не урод, не дебил и не нищий калека!
— Оля, успокойся. Хорошо, заменим слово «жалость» на «сочувствие», если тебе так больше нравится, но сознайся: не будь в моих словах большой доли правды, ты бы так не взорвалась.
— Чуть-чуть есть, — неохотно признала я.
— Осмелюсь заметить, что я неплохо тебя знаю. Тебе нравится одаривать его вниманием и лаской, это так приятно и возвышает в собственных глазах. Думаю, что и в любовной игре ты ведущая, верно? Но твой мотоциклист совсем не такой уж безобидный хомячок. У него есть характер, причем непростой и жесткий.
Все это было слишком близко к истине, чтобы мне понравилось.
— Борис, — сердито сказала я, — мне кажется, ты необъективно относишься к Олегу.
После небольшой паузы он кивнул:
— Верно. Но это не из-за того, что он считает всех гомосексуалистов психически ненормальными, которых надо изолировать от общества…
— Боря, не преувеличивай!
— …ради бога, пусть думает как хочет. Каждый человек имеет право на свое мнение и не мое дело кого-то переубеждать. На самом деле причина моей необъективности гораздо более примитивна. Я тебя ревную.
— Н-не поняла, — я даже заикаться начала от такого заявления. — Б-боря, но ты же… Мы же с тобой вроде только друзья…
— Именно так, Оля, — невесело усмехнулся Борис. — Мы дружили три года, а теперь ты меня стыдишься и не смеешь сказать своему приятелю, что среди твоих знакомых гей, по его терминологии — «гомик».
— Не то, чтобы стыжусь… Лишних дискуссий не хочется.
— Я все понимаю, не оправдывайся. Но все равно он рано или поздно узнает и поставит тебя перед выбором: или друг, или любимый. Кого ты выберешь, я не сомневаюсь.
Я немного помолчала, потом медленно сказала:
— Очень надеюсь, что никогда не буду стоять перед таким выбором, но… Боря, ты плохо думаешь обо мне. Я не предаю друзей.
Борис долил пиво в стаканы.
— Все, хватит об этом. Как бы я не относился к твоему Олегу, я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Только помни, он не травоядное, он хищной породы.
И вот сегодня я увидела другого Олега, не трогательного мальчика, а мужчину решительного, надежного и… жестокого. Увидела и, пропади оно все пропадом, влюбилась еще сильнее.
Подъезжая к дому, Олег, как обычно молчавший всю дорогу, сказал не оборачиваясь:
— Девчонки, только без лишнего трепа. Ничего не было.
Народ, скучно сидевший у накрытого стола, с нашим возвращением слегка оживился. Олег врубил магнитофон, и Виолетта весьма грациозно задвигалась в танце посреди двора.
— Роскошная девица, но, по-моему, тупая как валенок, — поделилась впечатлениями Алена.
— У Вовика всегда такие, — отозвалась Света. — Я удивляюсь, где он их находит.
— Да ладно вам, — с укором сказала я. — Посмотрите на нее, если краску смыть — совсем девчонка. Естественно, хочется повыпендриваться.
— Эй, люди! — послышалось от калитки. — Вы меня еще ждете или уже похоронили?
— Сашка! — расцвела Света и бросилась к нему. Тот подхватил ее на руки и закружил. Света счастливо завизжала.
Саня, несомненно, рожден быть душой компании. Только с его появлением все встряхнулись, и покатилось веселье, которым Саня управлял как опытный дирижер: произносил тосты, сыпал анекдотами и комплиментами, менял кассеты, танцевал сам и увлекал других. Было здорово и даже Виолетта, ухитрявшаяся все время ляпнуть что-нибудь невпопад, казалась переносимой.
Как всегда в наших южных краях, темнота упала внезапно и быстро. Олег принес зажженную керосиновую лампу, около которой сразу закружились ночные мотыльки. Все уже подустали и лениво болтали, сидя вокруг стола. Во время одной из пауз в разговоре магнитофон щелчком оповестил, что кассета закончилась. С минуту стояла полная тишина, только стрекотал кто-то в огороде. Я прислонилась к Олегу, чувствуя приятную тяжесть руки, обнимавшей меня за плечи.
— Тихий ангел пролетел, — сказала Алена.
— Юрка, чего сидишь, поставь музон повеселее, — потребовала Виолетта.
— Подожди, — остановил Юрика Олег. — Я сейчас.
Он зашел в дом и вернулся с гитарой.
— Спой, Вовчик.
— Не хочется, — покачал тот головой.
— Ну, будь другом, спой, — настойчиво попросил Олег.
Вовик взял гитару, пробежал пальцами по струнам, чуть подкрутил колки, снова тронул струны и негромко запел:
То не вечер, то не вечер,
Мне малым-мало спалось,
Мне малым-мало спалось,
Ой, да во сне привиделось…
Я очень люблю эту печальную старую песню. Есть в ней что-то такое, от чего у меня странно щемит сердце. Или это генетическая память от казачьих предков по маминой линии? Незаметно для себя я стала подпевать и ничуть не удивилась, услышав, как присоединяются остальные. Сидя в очерченном мерцающим светом круге, мы пели для себя, для души, и нам было тепло.
Виолетта, единственная из нас молчавшая, грубо нарушила настроение.
— Нашел чего петь — русские народные, — презрительно пробурчала она.
— Ну, извини. Репертуар Меладзе не исполняю, — отрезал Вовик.
— А что-нибудь свое давай? — просительно сказал Юрик. — Про зимнюю ночь, а? Или про острова.
— Нет, ребята, не сегодня, — решительно отказался Вовик и положил гитару.
— Володя, ты стихи пишешь? — спросила я.