— Садитесь, Виталий.
Он сел напротив меня и холодно сказал:
— Ну и что она хочет через вас передать?
— Кто? — от неожиданности глупо спросила я.
— Девушка, не морочьте мне голову. Это ведь Алена вас прислала?
— Нет, Алена об этом понятия не имеет.
— Вот как! — он окинул меня откровенно насмешливым взглядом. — Значит, за спиной у подруги действуете. Некрасиво.
— Возможно, — сказала я, начиная злиться, — но у меня не было другого выхода.
— И что вам от меня надо? Предлагаете себя в Аленины заместительницы?
— Разговор не получился, — констатировала я, чувствуя, что еще секунда — и недопитый стакан полетит Ворошильскому в голову. — Прощайте.
Я встала и пошла, мысленно матеря себя, Алену и особенно Ворошильского. Он догнал меня:
— Девушка! Э-э… Ольга! Подождите! Давайте вернемся и поговорим спокойно.
Я нехотя вернулась и, сев за столик, зло сказала:
— Слушайте, крутой мэн, я понимаю, вам это трудно, но постарайтесь больше не хамить.
— Извините, — буркнул Ворошильский и потер ладонью лицо. — Я три дня жду звонка от Алены, а тут вы… Сорвался.
Мне невольно стало его жалко. Да, довели мы человека…
— Ладно, — махнула я рукой. — Начнем сначала.
— Подождите, я кофе возьму. Вам заказать что-нибудь?
— Пирожное с кремом, пожалуйста.
Ворошильский принес заказанное и уселся поудобнее:
— Так что вы хотели мне сказать?
— Извините, но ответьте, пожалуйста, сначала честно на бестактный вопрос: вы любите Алену?
— А вы уверены, что это ваше дело? — сухо спросил Виталий.
— Да, уверена, — четко сказала я. — Это моя подруга и мое дело. Вот в чем я больше не уверена, так это в том, хочется ли мне, чтобы она к вам вернулась. Вы мне не очень нравитесь.
Ворошильский побарабанил пальцами по столу.
— Что ж, по крайней мере откровенно… Хорошо, отвечу. Я люблю Алену и очень хочу, чтобы она ко мне вернулась.
— Слава богу! — вырвалось у меня. — Виталий, вы прелесть!
Ворошильский посмотрел на меня с любопытством.
— Слушай, а у тебя-то во всем этом какой интерес? — спросил он, внезапно переходя на «ты».
Я засмеялась и вдруг почувствовала себя совершенно свободно:
— Какая тебе разница? Я хочу вас помирить, вот и все. Устраивает или возражать будешь?
— Темнишь, — убежденно сказал Ворошильский, — ну да ладно, с этим потом разберемся. Ты мне лучше скажи, Алена ведь не совсем дура, верно? — Я охотно кивнула. — Тогда почему она так завелась после того глупого недоразумения? Она ведь прекрасно знает, что, какой бы я не был пьяный, я никогда не полезу в ее доме к ее подруге, хотя бы просто из-за риска бездарно попасться? Неужели, если бы мне так приперло переспать с другой бабой, я не сделал бы это по-умному, так, чтобы Алена и не узнала?
Ну и как прикажете отвечать на такой вопрос, если правду говорить нельзя, а врать внаглую не хочется?
— Виталий, представь ситуацию: ты входишь в комнату, а там Алена спит в обнимку с каким-то мужчиной. Ты что — так сразу поверишь, что она знать не знает, как он тут оказался?
Ворошильский немного подумал и честно сказал:
— Нет, далеко не сразу. Но она все-таки должна понимать…
— Подожди-подожди. Во-первых, никто никому не должен: ни ты — ей, ни она — тебе. Во-вторых, определись, чего ты хочешь: доказать, что ты прав, а Алена — нет, или чтобы она снова была с тобой.
— Но это одно и то же!
— Да совсем наоборот!
— Слушай, давай только без этих ваших бабских вариантов: «Ах, грубый мужлан, ты не понимаешь мою тонкую натуру»!
