— Ты что! Он Олега убьет, если узнает. В прямом смысле этого слова.
— Из-за Виолетты? — скептически фыркнула я.
— Да при чем тут Витка! Из-за тебя. Вовка же в тебя втрескался по самые пятки еще тогда, на озере.
— Врешь ведь, — изумилась я.
— Я никогда не вру, — с достоинством ответил Саня. — Мы на другой день сидели у меня в гараже, мы там часто собираемся, и Вовик у Олега спросил: «У тебя с Ольгой серьезно или как?». Олег говорит: «Пока не знаю. А что?». Тут Вовка и ляпнул: «А то, что у меня к этой девушке тоже очень большой интерес». Я, конечно, посмеялся, очередная, говорю, мечта поэта, сколько их у тебя уже было, а он даже обиделся: «Как ты можешь сравнивать! То ерунда, дешевка, а тут редкостный человек, полная гармония внешней красоты и тонкости чувств». Смотрю, Еремин наш стал туча тучей и говорит: «Подожди, Вовчик. Все равно она меня скоро отошьет, вот тогда флаг тебе в руки, а пока потерпи». Ну, думаю, фиг с вами, разбирайтесь сами. А через дней десять Олег притопал довольный, сияет как новенький пятак и Вовику с порога: «Извини, брат, но у меня с Олей так серьезно, что серьезней не бывает». Смотрю, Вовка дернулся, но говорит спокойненько так: «Понял. Тема закрыта».
Я сидела и растеряно смотрела на со вкусом болтающего Саню. Внутри булькал коктейль из самых разных эмоций: тут были и удивление, и удовлетворенное женское тщеславие, и некоторое возмущение тем, как эти «три товарища» без меня все за меня решили, лишив законного права выбора, и какая-то самой не понятная растроганность.
— Ты что — дар речи потеряла? — поддразнил Саня.
Я тряхнула головой и сказала капризным тоном:
— Нет, злюсь. Как всегда, самое интересное я узнаю последней, а меня, между прочим, это тоже касается. Ну ничего, еще не все потеряно. Где-то у меня Володин телефон завалялся, давно собиралась в его библиотеке порыться…
— Блин, вот я трепло! — с искренней досадой сказал Саня. — Не делай этого, Оля. Всем ведь дерьмово будет.
— Шучу, шучу, — успокоила его я. — Не переживай ты так за своего Олега. Скажу по секрету, я ему еще неделю назад звонила, да не дозвонилась. Кто ж виноват, что он вместо того, чтобы дома сидеть, под моими окнами караулит.
Саня засмеялся:
— Ну, тогда моя душа спокойна.
Я тоже невольно улыбнулась:
— Ты об Олежке прямо как брат родной заботишься.
— А если не я, то кто? К тому же за мной должок. Если бы не он, из меня этой зимой сто пудов калеку сделали бы.
«Повредил руку зимой в одной разборочке…» — вспомнила я слова Олега. Вот, значит, как было дело…
— Все, Оленька, я двинул, — сказал Саня, вставая.
— Погоди! — спохватилась я. — Хороша хозяйка, нечего сказать, даже чаю не предложила.
— Чай в другой раз. У меня и так вся личная жизнь яшмовой вазой накрылась: вместо того, чтобы выгуливать любимую девушку, решаю ваши проблемы. Ладно, Оленька, пока, целую во все места!
Если честно, я еще с утра знала, что поеду к Олегу, но зачем-то оттягивала этот момент, делая вид, что работаю. Однако весь день работа валилась из рук: я ляпала опечатки, путала страницы, а под конец удалила именно тот файл, который надо было сохранить. К счастью, ошибка не стала фатальной, и файл удалось извлечь обратно.
Наконец я устала бороться сама с собой и бросила терзать несчастный текст. Котя, чувствовавший мою нервозность и вертевшийся рядом, протяжно мяукнул. Я цыкнула на него и пошла в душ. Надела кружевное белье, нарядное длинное светло-зеленое платье. Уложила волосы, сделала лицо. Стало спокойнее.
Когда я уже собиралась выходить, в голову пришла смешная мысль, что ситуацию надо запараллелить до конца, и я позвонила соседу:
— Боря, к тебе можно? Ты один?
— Не один, но все равно заходи.
У Бориса был Эжен. Я сразу заметила, что у него припухшие глаза и покраснел носик.
— Что случилось? — спросила я, кивнув на него.
— Мелочи жизни, — махнул рукой Борис. — Очередной конфликт отцов и детей.
— Тебе легко говорить, — дрожащим голосом сказал Эжен, — а они меня совсем замучили: «Женечка, куда ты идешь? Женечка, кто тебе звонил? Женечка, с кем ты встречаешься?». У меня уже никаких сил нет!
Я ласково чмокнула его в кудрявую макушку:
— Эжен, дурачок, они же любят тебя, за тебя беспокоятся.
Эжен по-детски шмыгнул носом.
— Любовь строгого режима. Вот уйду из дома, будут знать!
Борис, улыбаясь, развел руками. Я понимала его — отчаяние Эжена, при всей его искренности, было комично.
— Ты по делу или просто по мне соскучилась? — спросил Борис.
— У меня к тебе просьба весьма деликатного свойства.
— Понимаю. По телефону с ним поговорить или необходима личная встреча?
— Телепат, — с уважением сказала я. — Нет, личной встречи не надо. Мне бы только узнать, дома он или как.
— Узнаю, а ты пока утешай это прелестное дитя.
— Что вы со мной как с маленьким, — обидчиво надул губки Эжен. — Нечего меня утешать, обойдусь.
Борис говорил по телефону так тихо, что я не смогла ничего расслышать. Повесив трубку, он повернулся ко мне:
— Дома твой мотоциклист. Пребывает в минорном настроении.
— Спасибо, Боря.
Борис нахмурился:
— Оля, ты уверена, что поступаешь правильно?
— Нет, но иначе не могу. Пожелай мне удачи.
— «Но если есть в кармане пачка сигарет…» Есть?
— Да.
— «…значит, все не так уж плохо на сегодняшний день».
Эжен, отвлекшийся от своих страданий, непонимающе смотрел на нас во все глаза: