— Давай-давай, читай, — почему-то сердито сказала Алена. — Мое любимое, «На тему Горация».
Я поняла, что она не отстанет, и, обреченно глядя на пламя лампы, стала читать:
Я памятник хочу воздвигнуть в Вашем сердце
Из легкой болтовни, случайной встречи рук,
Привычки на плечо Ваше легонько опереться
И вздоха, когда Вы уходите, мой друг.
Как мысль — неощутим, невидим, невесом…
Я обещаю Вам — пока я буду рядом,
Его Вы не заметите, не вспомните о нем
И я не намекну ни голосом, ни взглядом.
Когда же неизбежно жизнь нас разведет,
Я в Вашей памяти всегда незримо буду.
Мой хрупкий памятник вовек не упадет,
Вы не забудете меня, я Вас не позабуду.
И мне ни лет, ни расстояний груз не страшен —
Я памятник себе воздвигла в сердце Вашем.
Я замолчала, стыдливо отведя взгляд.
— А что, неплохо, — удивленно сказал Вовик. — Даже не ожидал, уж прости за откровенность.
— Красиво, — одобрила и Света. — Только я не поняла, при чем тут Гораций?
— «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» в школе учила? Так вот, и пушкинское стихотворение, и до него державинское написаны на тему стихотворения римского поэта Горация, — объяснил Вовик.
— Державин, Пушкин и Серова. Как в «Золотом теленке»: Гомер, Мильтон и Паниковский, — кокетливо улыбнулась я. Было чертовски приятно, что не обхихикали, даже щеки запылали. Люблю, грешница, когда меня хвалят. И Олег смотрит с интересом…
— Ой, какие вы тут все образованные, сил нет, — скривилась Виолетта. — Стихи должны быть простые, чтобы нормальные люди без словаря понимали.
— Не все же люди простые как амебы! — рявкнул Вовик. — Витка, заткнись, когда говорят о том, в чем ты не фига не смыслишь!
— Вовик, не кипятись, — успокаивающе заговорил Саня, а Виолетта непонимающе захлопала густокрашеными ресницами.
— Да задолбала она меня своей простотой! — почти кричал Вовик, не обращая внимания на попытки Сани его утихомирить. — Что за гадство, попадаются все время такие дуры! Олег вот счастливый, повезло…
— Ну, все, проехали, — оборвал его Саня. — Ты, парень, перебрал чуток, проветриться надо. Олег, мы за домом погуляем.
— Ноги не поломайте, там разрыто, — Олег потряс пачку «Примы», но вместо сигареты высыпались только табачные крошки.
— Сиди, — сказала я. — Все равно в дом иду, заодно прихвачу курево.
Посетив нужное место, я включила на кухне свет, пошарила на шкафчике, где Олег обычно хранил запасы своей отравы, и почти сразу натолкнулась на полную пачку.
— Эй ты, умная, — сказали за моей спиной.
Я обернулась. В дверях стояла Виолетта. На хорошеньком личике была лютая злоба.
— Ты из меня дурочку не делай, — прошипела она. — Я вижу, как ты на Вовика облизываешься. Еще бы, сама только такого заморыша подцепить и смогла. А хрен тебе, Вовик мой, поняла? Мой!
Это Олег-то «заморыш»?! Мне стало смешно.
— Тебе нельзя много пить, Вита, — сочувственно сказала я. — Во-первых, нос краснеет, во-вторых, глупости болтать начинаешь. Пропусти.
На мгновение показалось, что Виолетта сейчас вцепится в меня, как сорвавшаяся с цепи злобная собачонка, но она все же отступила и только бросила мне в спину:
— Смотри, пожалеешь.
Выходки парочки подпортили настроение, да и Саня, видимо, выдохся. Приведя обратно успокоенного Вовика, он устало сказал:
— Что, ребятишки, убираем со стола — и по коням?
Возражений не было, и народ засобирался. Юрик, действительно выглядевший абсолютно трезвым, хотя и пил больше всех, галантно вызвался доставить Алену в целости и сохранности к самому дому.
— К самой двери, — благожелательно согласилась Алена.
