— Я знаю это.
— У тебя очень хороший дом. — Отступаю я.
— Недостаточно хороший. — Бормочет он себе под нос.
Неужели он действительно обиделся на мои комментарии? От одной этой мысли у меня сжимается грудь. Деклан не из тех, кто обижается на что бы то ни было, но, полагаю, если бы я вложила двадцать миллионов долларов в дом, мне бы этого не хотелось услышать и негативные комментарии по этому поводу.
Я танцую между честностью и вежливостью.
— Это просто… это не мой стиль.
— А какой же тогда твой стиль? Лес? — Моя грудь сотрясается, когда я издаю громкий смех. — Тогда в чем же дело?
— Твой дом пуст, холоден и лишен какой-либо индивидуальности. Может быть, это и дом, но это самая далекая вещь от дома.
Он гладит свою заросшую щетиной щеку.
— В этом нет никакого смысла.
— Позволь мне попытаться объяснить.
— Конечно, пожалуйста. — Я делаю глубокий вдох, обдумывая, как я могу объяснить такую темную часть моей жизни, не погружаясь слишком глубоко в мои эмоции. Деклан знает только обрывки моего прошлого. Раскрытие слишком многого может открыть меня для того, чтобы стать ближе к нему, а это последнее, что нужно любому из нас.
— Развод моих родителей был не самым обычным. — Я сглатываю комок в горле.
Деклан даже не дышит, пока я набираюсь смелости продолжить.
— Мой отец — если его вообще можно так назвать — не был хорошим парнем. Он был… подлым. Это похоже на преуменьшение века, но я не могу найти в себе силы сказать больше. — Руки Деклана сжимаются на коленях.
— Он был груб с тобой? — Я вздыхаю.
— Да. Но не так плохо, как он относился к моей маме. — Его верхняя губа кривится с выражением отвращения.
— Не делай этого. — Мои брови сходятся на переносице.
— Не делать чего?
— Преуменьшать свой опыт, потому что кому-то другому было тяжелее, чем тебе. — Я тронута его комментарием.
Я провела свою жизнь, говоря себе, что все могло быть хуже. Я видела статистику по домашнему насилию. Таким образом, порочный круг продолжается до тех пор, пока кто-то не получит серьезную травму или, что еще хуже, не умрет. Справиться с гневом отца и ненавистными словами казалось небольшой платой за будущее, которое у меня сейчас есть. Для той, что есть и у моей матери.
Влага скапливается на дне моих глаз, и я быстро смаргиваю ее.
Возьми себя в руки.
Я делаю глубокий вдох и продолжаю, напоминая себе о сути этого разговора.
— Однажды… мы с мамой переехали из дома моего детства с двумя чемоданами и толстой пачкой денег, которые она копила целый год. Она изо всех сил старалась убедить меня в том, что мы с бабушкой переедем в квартиру из-под обуви. Я целую неделю плакала и говорила ей, что хочу домой.
Он, кажется, искренне заинтересован услышать больше, так что это наполняет меня достаточным мужеством, чтобы продолжить.
— Она научила меня, что любой может купить дом, но не каждый может купить дом. Имея дом, ты можешь купить его, продать, отремонтировать. — Я указываю на телевизор. — Но дом — это нечто более абстрактное. Это не место, а чувство, которое я не могу описать, так что тебе просто придется поверить мне на слово.
— Чувство. — Повторяет он монотонным голосом.
— Знаешь, те надоедливые эмоции, которые ты отключил давным-давно? — Он хмурится.
— Это звучит как самая большая чушь, которую я когда-либо слышал. — Я смеюсь.
— Я знала, что ты этого не поймешь.
Надо отдать ему должное, он хотя бы выслушал мою историю.
— Только потому, что ты ужасно умеешь описывать вещи. — Я ухмыляюсь.
— Как я уже сказала, ты поймешь это, когда почувствуешь.
Мысль о том, что Деклан никогда не найдет место, которое можно было бы назвать домом, печалит меня больше, чем что-либо о его прошлом.
Что ты собираешься с этим делать?
У меня есть идея, но ее риск не что иное, как катастрофический. И все же я не могу найти в себе силы остановить бурлящее во мне возбуждение.
Ты могла бы помочь ему сделать свой дом настоящим домом.
Худшая идея на свете.
