— Я не нуждаюсь в твоей помощи.
— Ты могла бы одурачить меня тем, что изо всех сил держалась за эту ручку.
— Разве тебе не нужно быть где-нибудь еще? Может быть, есть какой-нибудь захватывающий документальный фильм о электронных таблицах или отчетах о расходах, под которые ты можешь заснуть? — Он смеется, и мне кажется, что облака расступились и небеса одарили нас чудом.
О, Айрис. Вот так все и начинается.
Я узнаю тепло, просачивающееся через мою грудь, когда он улыбается мне.
Я ненавижу это. Мне это нравится. И я, кажется, не могу остановить себя от того, чтобы жаждать его еще больше.
Он улыбается.
— Вообще-то я спустился поесть.
— Отлично. Тогда я оставлю тебя наедине с собой. — Я смачиваю спагетти соусом для пасты, прежде чем отойти от стойки. Я наведу порядок позже, когда Деклан уедет.
— Или ты можешь остаться.
— Что? — Я моргаю.
— Я никогда не говорил, что ты должна уйти.
Черт. Если я уйду, то покажусь неподготовленной к длительному общению с ним без присмотра взрослых.
Наверное, потому, что это правда.
Одно дело проводить с ним время в офисе, и совсем другое — общаться с ним в стенах нашего дома.
Я качаю головой.
— О нет. У меня все равно были планы поесть наверху. — Его взгляд падает на
салфетку и блестящие столовые приборы, которые я ставлю на стол. Когда он снова поднимает голову, его глаза, кажется, светлеют.
— Я заставляю тебя нервничать?
— Нет. — Отвечаю я слишком быстро.
Его улыбка становится шире.
Неудивительно, что этот человек не часто улыбается. У мира не было бы ни единого шанса против него, если бы он использовал ее чаще.
Он открывает шкафчик и хватает пустую тарелку, прежде чем загрузить ее здоровым количеством спагетти.
— Если тебе от этого станет легче, мы могли бы поговорить о работе. — Мое испуганное выражение лица невозможно скрыть.
— И как это должно заставить меня чувствовать себя лучше?
— Потому что это нормально.
— Это не делает все правильным! — Я смеюсь.
Кожа вокруг его глаз напрягается.
— Я уступаю. Никаких разговоров о работе.
— Хорошо. Но только потому, что вы, кажется, отчаянно нуждаетесь в компании. — Я падаю на барный стул с поражением.
За то ограниченное время, что мы с Декланом общались в доме мы никогда не ели вместе. Кажется, он всегда занят в своем кабинете, пока я готовлю для него печальную еду. И в отличие от нашего фальшивого свидания, это кажется интимным. По крайней мере, значительно более интимно, чем еда в ресторане, полном людей.
Он садится рядом с салфеткой, которую я ставлю для себя.
— Итак… — Я хватаю вилку.
В его глазах отражается веселье, когда он позволяет мне заикаться в тишине.
— Мне не нравится игра, в которую ты играешь.
— И что это за игра? — Он хватается за вилку и вертит ее в макаронах. Его локоть касается моего, и я втягиваю воздух от ощущения, поднимающегося вверх по моей руке.
— Ты чертовски хорошо знаешь, о чем я говорю.
— Я рисую пустоту.
Он раздвигает свои бедра, и одно из них касается моего. Я бросаю на него свирепый взгляд и поднимаю вилку.
— Еще раз дотронься до моей ноги, и я буду вынуждена принять физические меры. — Его голова откидывается назад.
Смех Деклана — это оружие массового обольщения, и я — его самая большая мишень. Это грубо и непрактично, и от этого у меня мурашки бегут по спине.
Я растворяюсь в табурете, позволяя звуку омыть меня, как теплый летний день. Меня охватывает чувство гордости за то, что кто-то вроде него так смеется, учитывая, как сильно он этому сопротивляется. Это похоже на мою собственную сверхдержаву и тайну, которую я планирую защищать.
Деклан всхлипывает, возвращаясь к реальности и откусывая кусок от своего ужина.
— На вкус как будто из коробки. — Я смеюсь.
— Я никогда не была хорошим поваром. Обычно к тому времени, когда я возвращаюсь домой, мне везет, если у меня есть мотивация вскипятить немного воды.
— Я могу приготовить завтра, если тебе интересно. — У меня отвисает челюсть.
Неужели этот разговор вообще происходит на самом деле?
— Я и не знала, что ты умеешь готовить.
— Представь, если бы я не умел. Я буду есть вареную лапшу всю оставшуюся жизнь, как кто-то, кого я знаю.
— Три года. — Его брови сходятся.
