Взяла его за палец, он преклонил колено, и я обошла вокруг. Это была фигура танца такая. А заодно посмотрела в сторону Бертрана. Но его там больше не было.
– Не меня случаем ищете, Ваше величество?
Голос за спиной был каким-то слишком оживлённым, зло-радостным. Я обернулась.
– О, Бертран! – Не-не, в этот раз я не буду вести себя как дура. – Если честно, даже не думала. Мне капитан Румпель такую забавную историю рассказывал сейчас…
Волк поднялся с колена:
– Бертран, ты загораживаешь танцевальное поле.
Кот прищурился.
– Какая досада, скажите на милость. И что будем делать?
«Он пьян», – вдруг поняла я и испугалась. Все пуговицы его камзола были застёгнуты, и всё равно в одежде чувствовалась небрежность и какая-то... помятость. А ещё от Кота пахло вином. И глаза лихорадочно блестели.
– Отойди с дороги, Бертран.
– А если нет?
– То я тебя подвину. Но лучше не стоит.
Бертран широко улыбнулся, наклонил растрёпанную голову набок:
– Ну, попробуй.
– Тебе лучше просто отступить, – упрямо повторил Румпель. – Не порть никому праздник.
– Господа и дамы! Я вам очень мешаю праздновать похороны? – громко спросил Бертран.
Музыка прервалась. Придворные заахали. Я поняла, что всё плохо.
– Бертран, пожалуйста…
– Пожалуйста что, Майя?
Я шагнула к нему в сильнейшей тревоге. Взяла за рукав. Но ведь не скажешь же на весь зал о том, что нельзя идти поперёк Румпеля?
– Пожалуйста, ведите себя благоразумно.
Он отступил на шаг назад.
– Я очень благ и разумен.
– Бертран, иди… отдохни.
Жёсткий голос Румпеля разрезал тишину, как нож тирамиссу. Музыканты смешались, пары – тоже, музыка смолкла. А я вдруг вспомнила, как Кот бросил вызов королю… И мне стало страшно. Я обернулась к балконам, махнула рукой. Начался следующий танец.
– Ты меня пригласишь? – тихо спросила у Бертрана.
– Нет.
– Значит, я приглашаю тебя сама.
Он удивился, но я уже положила руки ему на плечи, не опуская взгляда. Всё же Бертран оказался рыцарем до мозга костей и не смог оскорбить меня отказом на глазах у всех. Я перевела взгляд на невозмутимого капитана и улыбнулась ему, кивком благодаря за прошлый танец. А потом снова посмотрела на Бертрана. Его зрачки расширились от гнева.
– Вы уверены, что хотите танцевать именно со мной? – процедил он.
– Да, – шепнула я. – Уверена. И целоваться я хочу тоже именно с тобой.
Он поперхнулся. Руки на моей талии сжались сильнее. И голос Кота прозвучал неожиданно хрипло, когда он недоверчиво спросил:
– Несмотря на то, что я целуюсь хуже?
– Я соврала. Женщине иногда позволительна маленькая ложь, – ласково ответила я, чувствуя, как в груди толчками разливается такое глупое, такое безумное счастье.
Бертран настороженно посмотрел мне в глаза. Мы как бы танцевали, но оба совсем не попадали в такт музыке.
– И в чём ты ещё соврала? – хрипло уточнил он.
Чувствуя себя олимпийским чемпионом на стометровом трамплине, я на миг закрыла глаза.
– Я тебя ревную, – призналась быстро, пока не передумала, – ты не глупый, я не считаю тебя болтливым и… И мне не наплевать, что…
«Что ты чувствуешь ко мне», – хотелось сказать, но горло внезапно пересохло. Я посмотрела на Кота и задохнулась от зелёного сияния его глаз. Он вдруг остановился, потом притянул меня к себе и поцеловал. И я как-то разом забыла, что мы не одни. И не сразу вспомнила, когда поцелуй закончился. Если бы Бертран не удерживал меня, я бы, наверное, упала.
– Что у тебя с Румпелем?
