— Не умрет, разве что от кариеса, сластена несчастный, — утешил Аларик. — Это «мышиный корень», он не смертелен. Начинает действовать через полчаса, вызывает жжение в горле и пищеводе, но серьезного вреда не причиняет. Кто-то очень хотел досадить вам, миледи. Не волнуйтесь, уже сегодня к вечеру вашему зверю станет легче.

Возмущенный кот громко возвестил, что все это — наглые инсинуации, и ни одна сволочь не может по достоинству оценить его страданий. От его воплей Олвен разрыдалась, а Эринна посмотрела так жалостливо, что даже кьяри не выдержал:

— Если промыть желудок, ему полегчает быстрее, — шепнул он девушке.

— Но как?!

Аларик с сомнением посмотрел на мохнатый ком, тяжело пыхтящий в углу:

— Ладно. Готовь свое зелье, а я как-нибудь подержу это… это.

Эринна метнулась к себе и вскоре вернулась с сиропом рвотного корня. Однако, как только кьяри, обмотав руку плащом, шагнул к коту, тот раздумал умирать и яростно ощерился, показав недурные клыки. Аларик мог бы состроить такую же рожу в ответ, но при дамах не решился.

Когда двадцать фунтов разъяренной кошатины были усмирены, пролечены и отпущены прятаться под кровать, оба «лекаря» выдохнули и подсчитали потери. Сильнее всего пострадал плащ, хотя рукам Аларика тоже досталось.

— Пустяки, — отмахнулся он.

— Ты всегда так говоришь, — устало улыбнулась Эринна. — Лучше их все-таки обработать.

Они ушли, провожаемые благодарностями Олвен и злобным фырканьем кота из-под кровати. У себя в комнате Эринна сразу послала служанку за теплой водой, а сама достала из сумки склянки с мазями и чистое полотно. Ее вдруг охватило мучительное чувство неловкости. Искоса взглянув на Аларика, она увидела, как тот закатывает рукава рубашки.

— Совсем как тогда, помнишь? — тихо спросил он. — В той деревне, где меня чуть не подняли на вилы, если бы не ты с Валом.

«Да, но в тот раз у меня не дрожали руки, когда я смазывала твои царапины, — подумала Эринна. — Хотя раны были куда серьезнее, крощих — это вам не кот».

Больше Аларик не произнес ни слова, только в конце пробормотал слова благодарности и исчез так быстро, что это походило на бегство. Служанка засуетилась, собирая миску с водой и грязные бинты. Присев возле огня, Эринна принялась раздувать угли с видом человека, всецело поглощенного этим занятием. Щеки ее горели. К счастью, можно было сделать вид, что это из-за камина.

Кажется, у нее входит в привычку разговаривать сама с собой.

Кажется, она влюбилась.

И не в кого-нибудь, а в кьяри, то есть, в существо, в принципе не способное на ответное чувство!

Так ей и надо.

* * *

Вернувшись к себе, Аларик с удивлением обнаружил пропавшего Кайтона, разлегшегося на кровати поверх покрывала. Рыцарь был несколько помят и небрит, но в остальном цел и невредим.

— А мы-то тебя обыскались! — с облегчением рассмеялся маг.

— Воды… — прохрипел Кайтон умирающим голосом.

Аларик налил стакан из графина, затем, спохватившись, поднес его к свету, проверяя воду другим зрением. Интересно, есть ли у Эринны амулет от отравления? Как показал инцидент с королевским котом, в Лостере следовало быть осторожнее с едой и питьем.

Рыцарь выхлебал воду в два глотка, с трудом сел, спустив на пол босые ноги, и потряс лохматой головой.

— Ни черта не помню, — заявил он.

— Что, совсем ничего? — участливо спросил Аларик. — Сколько пальцев? — он поднес к физиономии приятеля растопыренную пятерню. Тот отмахнулся.

— Танцы помню… Эринну с той белокурой малышкой. Помню еще, как хотел к ней подкатить, девчушки вроде нее обычно в курсе всех дворцовых интриг. Дальше — как отрезало. Утром я проснулся в ее постели.

— А она?

— Я только глаза успел разлепить, как она сунула мне ворох одежды и выгнала за дверь! И еще шипела, как рассерженная кошка!

Аларик невольно рассмеялся. Получается, для них обоих утро прошло в обществе сердитых котов.

— Может, она разозлилась оттого, что ты, вместо того, чтобы петь песни ее красоте, всю ночь расспрашивал ее, кто чем дышит в Лостере?

— И, главное, все равно ничего не помню! — подхватил Кайтон. — Еще ни одну ночь в своей жизни я не проводил так бездарно! Слушай, а может, она меня зачаровала?

— Тогда скажи спасибо, что тебя околдовала девушка, а не ревнивый жених — хорошим ударом по черепу, — сказал Аларик, доставая из сундука чистую одежду.

— Тю! Не так-то это легко!

— Давай приводи себя в порядок, пройдемся по городу — все колдовство мигом из головы выдует!

— Я вспомнил еще кое-что, — внезапно обрадовался Кайтон. — Там, на балу, когда ты по-свойски болтал с королем…

— Ничего я не болтал, — перебил его Аларик. — Ольгерд просто попросил меня охранять его в Майский день.

Рыцарь резко выпрямился и, кажется, даже протрезвел:

— Надеюсь, ты отказался? Послушай, дружище, все эти королевские игры мне не по душе. Для людей вроде нас там слишком высокие ставки. Там, где высокородный принц всего лишь обдерет локти, мы с тобой рискуем расстаться со шкурой!

Аларик покачал головой:

— Я не могу отказать Ольгерду, нам может понадобиться его помощь в поисках Эштона.

«Ей может понадобиться его помощь», — хотел он сказать, думая, понятно, об Эринне. Ему стоило немалых усилий отогнать ее образ: тихий шелест шелкового платья, острый запах лекарственных трав, нежные бережные пальцы, которые так и хотелось поцеловать…

— Я что-то еще проспал? — спросил Кайтон, пристально вглядываясь в его лицо.

— Нет, ничего, — Аларик поспешил к двери, спасаясь от слишком проницательного взгляда приятеля. — Я подожду тебя в холле.

Если бы он сам внимательней присмотрелся к рыцарю, мог бы заметить кое-что интересное. Конечно, волшебство, которое творят люди и кьяри, различается, как день и ночь, но все же не настолько, чтобы вовсе не заметить его следов.

Глава 12

В звонкий весенний полдень, когда серо-голубое небо безмятежно гляделось в спокойные воды озера Мелоринс и ближних каналов, а солнце, укутанное в дымку, лениво висело над темными крышами домов, в «Путевую занозу» постучался еще один путник. Линн в это время как раз выскочила с веником на крыльцо. Настроение у нее было — лучше некуда: вчера к ним с отцом действительно пожаловали постояльцы, мастер Винсэ все верно предсказал (а еще говорит, что не волшебник!) Рожи у них, конечно, были однозначно разбойничьи, но за комнаты и пиво ребята заплатили без возражений, и Линн проворными пальчиками ухитрилась отложить две монетки в сторонку, а потом спрятать их в свой широкий пояс. Этого хватит, чтобы купить в лавке новый гребень и красные ленты, так что послезавтра на праздничном факельном шествии она будет самой красивой!

Девушка принялась весело скрести крыльцо веником, подняв вокруг себя клубы пыли. Чем скорее она разделается со скучной работой, тем лучше! Вдруг она заметила всадника, который нерешительно остановился неподалеку. Это явление, конечно, было куда интереснее уборки.

«Очень молод, — отметила Линн, — почти мальчишка». Лицо парня обветрилось, голубые глаза под прямыми решительными бровями запали от усталости, и, судя по одежде, ему не раз приходилось ночевать у костра. Гнедой конь выглядел сытым и холеным, но его гладкие бока потемнели от пота. Было видно, что оба, и всадник, и лошадь, едва не падают от усталости. Парень спешился, взял коня за повод и направился к крыльцу. Линн, задвинув злосчастный веник ногой в угол, приветливо заулыбалась.

— Комнаты у вас не найдется, красавица?

— Заплатите — найдется, — лукаво ответила девушка. Про себя она решила, что такому господину не грех и скидку сделать, пусть отец потом бухтит сколько хочет.

— Коня можете на дворе оставить. Вон там, я покажу.