Он ушёл, оставив Доваля досадливо кусать губу от полученной отповеди.
Желая прервать неловкое молчание, Ира спросила:
– Доваль, одарённый как вы быть? Вы такой быть родиться?
– Сложно сказать. Мой дар проявил себя, когда я ушёл в солдаты, – ответил он, стряхнув с себя неприятные мысли. – В моей деревне люди были погружены в заботы. Денег хватало, но без излишков. Потому за Голосом Рити посылали от случая к случаю, как правило, когда у зажиточных чадо рождалось. Тогда всех ребятишек сразу и проверяли. Меня как-то сия участь миновала. Те, кого миновала проверка, было их у нас один или два, проявили себя спонтанными всплесками. Благо обошлось без жертв. А во время службы случилось, что наш ротный Длань Хараны был в отъезде. Тут военное столкновение, мы тогда очередных бандитов по лесам гоняли. Ну, я как услышал крики умирающих друзей, так меня и… Пикнуть не успел, как в оборот взяли: учиться, контроль, практика… Потом Карраж, экзамен. А там советник Дэбальт. Знаете, Ирина, я же среди прочих Дланей Хараны довольно средний по силам и способностям. Много не могу. Но вот наградили Сёстры: не многое, да, но то, что умею, делаю точно, соразмерно и как бы… Мерини обозначает словом «ювелирно». Уж не знаю, так или нет, но меня рекомендовали его величеству. С тех пор и служу при нём.
– А семья? Мама, папа, жена?
– Отец с матушкой всё там же живут. Видимся редко, но каждую весну я навещаю родные места. Родных проведать, поля благословить, полечить, кто захворал. Обычно моя работа вне военной службы стоит денег, но со своих односельчан я их не беру. Мне и армейского довольствия для жизни хватает. А жены у меня нет. На службе не до семейной жизни как-то.
– Поля? Это есть как?
– Как обычно. А… вы же не знаете… На полях амелуту всегда хорошие урожаи. Длани Хараны заботятся о том, чтобы погода или вредители не мешали расти всходам. Та ещё работка, конечно, поле благословить… Потом цельную декаду можно проваляться с ломотой в мышцах, но зато мы не знаем голода, еда дешёвая, да и платят за эту работу неплохо. Для увольнительной приработок в самый раз.
После того разговора Ира часто возвращалась к нему в мыслях. Диалог между эйуна и человеком заставил её осознать тот факт, что она совершенно не знает, что собой представляет вторая сторона. Перспектива выносить решения в подобной обстановке и судейский ярлык, навешанный против воли, спокойствия не добавляли и вселяли страх. Эйуна не стремились общаться, об их традициях она знала ровно то, что поведали ей люди. Она поняла, что не может оставаться в таком положении. Если уж ей предстоит проходить какое-то неведомое испытание, то хотя бы надо знать ситуацию со всех сторон. Кто мог ей в этом помочь? Кандидатур было только две, и она решила начать с той, что рангом пониже. Выловив Изаниэна, когда он остался один, она извинилась, что стала невольной причиной выговора, и попросила уделить время.
Солдат не возражал, но, когда она озвучила тему беседы, отреагировал неприкрытым скепсисом.
– Зачем вам это, Ириан? Ведь вы, милостью Сестёр, скоро вернётесь на родину.
– Я не хотеть быть судья. Богиня сказать так. Я не хотеть быть судья и знать эйуна только слова люди.
– Хм… я удивлён, что вам не всё равно. Что же… спрашивайте.
Они уединились в сторонке от лагеря под толстым многолетним деревом и повели неспешную беседу.
– Изаниэн, сказать ты для я: как получиться такое – вы и люди молиться Божественные Сёстры, но сильно-сильно разный правила быть. Люди прятать женщины, вы женщины есть боевой подруга. Волосы и другой правила тоже…
– На этот вопрос вам только Хранители истории нашего народа смогли бы ответить. А я обычный солдат. Но если простыми словами… Пропасть меж нами и амелуту была с самого начала. Мы – потомки Первых, тех, кого создали Илаэра и Харана в начале творения. Амелуту – плоть и образ творцов… Вижу, что вы не поняли и фразы из того, что я сказал. Для нас это очевидные вещи. Чтобы объяснить это существу, совершенно не знакомому с нашей историей… не знаю даже, с чего начать.
– Хорошо… я понять. Сложно быть. А мочь вы сказать правила? Ну… простые вещи: родиться, семья, как вы жить? Я знать мало. Что люди говорить. Знать вы есть хороший воины. Эти все вещи не быть секрет, я иметь надежда.
– Нет. Это не секрет. Хотя я впервые встречаю амелутку, которой не безразлично наше внутреннее устройство.
– Я есть интересно!
– Хорошо. С чего бы начать… Пожалуй, так. Мы, эйуна, потомки Первых. Тех из них, кто сумел уйти от голоса природы после прихода в мир первого творца. Сложно, да? Как бы… Наши предки то наводняли Рахидэтель от края до края, грозя уничтожить всю пищу, что была на земле, в реках и небесах, то уничтожали друг друга, практически вырезая на корню наш народ. Мы «родились», впервые осознав возможность борьбы. Наше становление происходило во внутренних распрях, борьбе каждого с каждым за лучший кусок, что, несмотря на кажущееся безумство, позволило нам выйти из круга порока и лености, в котором жили наши прародители. В те далёкие годы, в борьбе и крови, и начали складываться обычаи, позволяющие держать в узде нашу численность. Святость брачного союза и боевое сестринство, дающее нашим женщинам право на защиту чести при помощи оружия, появились именно тогда. Вы говорили, что у нас с амелуту разный обычай, но в одном мы сходимся – брак и женская непорочность для нас то, что стоит защиты. Причём у нас всё ещё более строго, чем у людей, с той лишь разницей, что пару выбираем себе сами. Для наших боевых подруг бесчестье – неприемлемо. Нам не понять, как можно продать собственную честь за деньги или удобство, как это делают дочери деревьев. Наша женщина, если не может защититься, будет искать способ уйти из жизни. Она не сможет с этим жить. А уж если при этом нарушается чистота брачного союза…
Перед Ириным внутренним взором, ясная и чёткая, всплыла картина: барак, ночь «кольцевого полнолуния», безумный сая и женщина эйуна, чьего имени она так и не узнала, забившаяся в угол, пищащая от ужаса и дрожащая всем телом. Вот и ответ на все возникшие тогда вопросы! Вот почему она, сильная женщина с внутренним стержнем, с презрением относившаяся к окружающим людям, наплевав на собственную гордость, подошла к ней с предложением помощи, вот почему не отбросила протянутой руки! Вот о какой благодарности говорили её поступки!
– Вы мама-папа говорить, кто быть муж и жена?
– У нас есть традиция спрашивать родительского дозволения на брак, но редки те случаи, когда подарившие жизнь воспротивятся выбору собственного чада.
– Есть большой семьи? Много дети?
– Нет. Как правило, не больше двух. Наша жизнь – служение своему народу. А это число считается самым хорошим, чтобы отдать долг семье и вернуться к службе.
«А вот тут непонятно. Традиция, родившаяся как способ контролировать численность населения… Хм… что-то не сходится. Допустим, у них все браки поголовно счастливые, муж с женой хранят верность… Но один-два ребёнка? Получается, они должны едва-едва обеспечивать уровень рождаемости, чтобы поддерживать своё число постоянным. А если война? А если эпидемия? Хотя да, волшебники же. Но Фаль… тьфу! Певец упоминал, что их у народа эйуна по пальцам перечесть. Да и мало ли какой катаклизм! На всё магических затычек не напасёшься… Как они умудрились не вымереть такими темпами? Кесса говорила, что после войны “женщины до сих пор нарожать не могут”. А как же эйуна? У них наверняка те же проблемы. Или верна оценка Атарина и им правда нет равных в бою. Их потери были меньше?»
– Амелуту не понимают нас, нашего рвения. Любой человек при первой же возможности готов сбежать со службы под бок к жене, в объятия детей. У нас не так. Мы готовы жизнь положить за благополучие нашего народа. Мы помним.
– Ваши правила люди не понимать совсем. И дочери деревьев вы не нравиться.
– Вы сейчас о нас или об амелуту спрашивали? Впрочем, неважно. Мы и правда не понимаем друг друга. И наверное, так будет всегда. А насчёт дочерей деревьев – да, не приемлем. Но… с другой стороны, это сильные духом женщины, в чём-то характером схожие с нашими боевыми подругами. Они сумели не сломаться под гнётом обстоятельств и пойти дальше. Мы уважаем их за это, хотя и не одобряем способы, которыми они цепляются за жизнь. Конечно, это сложно понять, как можно совмещать неприятие и уважение в одном, но это есть. Мы никогда не подойдём к дочерям деревьев и, естественно, никогда не воспользуемся их телами за плату, но если кто-то из них попросит о помощи, то как минимум выслушаем. Если бы вам довелось после болота дайна-ви попасть не к амелуту, а к нам, то вам бы помогли, даже не сомневайтесь. Тем более что вы чужеземка. А с Домом Равил вам просто повезло. Среди людей достаточно ревнителей традиций и просто подлых существ.
– Знать. И хороший быть тоже. Все разный быть. Изаниэн, мне говорить, что вы армия – быть один. Вы рождаться и стать армия.
– Да, армия – важная часть нашей жизни. Мы с юных лет учимся служить своему народу. Мужчина ли, женщина ли – неважно. Даже наша семейная жизнь подчинена этому служению. Амелуту выбирают себе невест, оглядываясь на их плодовитость, советуются с последователями Хараны… Мы же, выбирая пару, часто смотрим на успехи на военном поприще, на заслуги перед народом. Как правило, в браки вступают равные по рангу, хотя закон и не запрещает иного. Но если эйуна выбирает себе в спутники жизни кого-то рангом сильно ниже него самого, то это как у людей привести в дом жену, не умеющую вести хозяйства, или отдать дочь за мужчину, не способного вспахать поле и построить дом.
– Как вы быть женщина… она быть с ребёнок живот или маленький ребёнок? Она не мочь быть армия.
– О! Появление чада – это благословение для всей семьи! Естественно, мы бережём наших подруг, когда они находятся в столь деликатном положении. Никто не посмеет приказывать женщине, если она сменила меч на платье.
– Поменять платье… Ратуша быть! Две ваши боевой подруга платье. Они быть ребёнок живот?
– Вы их видели? – лицо эйуна чуть посветлело. – Да, они начинали путешествовать с нами как воины, вместе со своими мужьями. Мы в дороге уже так долго. Не один месяц. И вот в пути такое… Они покинули тот городок и сейчас возвращаются в родные места. Теперь, пока их дети не достигнут брачного возраста, они будут при них дома, а после и на службе. Наши матери – наши первые учителя в воинской науке, потому нашу землю мы любим так же, как и ту, что подарила нам жизнь.
– Ты учить драться не папа? – Ира округлила глаза. – Ты учитель быть мама?
– Конечно. Странно, я слышал, что на вашей родине женщина может занимать те же должности, что и мужчина, в отличие от амелуту.
– Мочь быть. Но учитель битва мы редко быть женщина. Мужчина. И делать правила, эм… начальник больше мужчина быть. Король наш, мы говорить царь, раньше быть давать своё дело свой сын. И если нет сын, тогда женщина бывать занимать место. Редко. Мать, жена…
– Значит, у вас тоже, как у амелуту, имеет значение очерёдность рождения? У нас нет такого разделения. Наш тану выбирает себе наследника. Понятное дело, что из числа родни, но это может быть и сын, и дочь, и даже племянник или племянница. Выбирают того, кто способен продолжить дело предыдущего правителя. Это залог стабильности. Если же на троне женщина, которая носит дитя, то при ней регентом становится её брат или сестра. Может из двоюродных выбрать. Если никого нет, то можно и из дальних родственников.
Ира почесала затылок. Традиции эйуна оказались не столь понятными, как она надеялась. Вернее, не столь близкими. Их внутреннее устройство было не то чтобы сложным, она даже слово вспомнила, подходящее для описания этих взаимоотношений, – паритет . Женщина в качестве военного учителя? Нет, не так, все женщины – военные учителя. Право выбора наследника женщиной… Однако «узнать» и «понять» – разные вещи. Обычаи людей хоть и вызывали у неё неприятие в свете воспитания, были близки. Теремная жизнь девушек – история её собственного народа, которая вливается в голову с первыми прочитанными сказками. Супружеская верность, скромность, родители, выдающие замуж дочерей, – это долгий путь, по сравнению со свободой воли коротких XX и XXI веков, потому пока ещё понятный, хотя уже и неприемлемый для собственной жизни. А вот эйуна… Это как узнать, что где-то есть племя, где принято надевать кольца на шею , или что китаянки носили маленькие туфельки, деформирующие ножку . Узнал? А вот разобраться, почему это так важно, вжиться… Принять настолько, чтобы считать неестественно вытянутую шею или искалеченные ножки-лотосы восхитительными? Пожмёшь плечами: «Больно? Да не носи! Зачем оно тебе?». И посмотрят на тебя, как на последнюю невежду, не понимающую элементарных вещей.