- Спасибо, дед, но пойду. Ждут меня. Это моя собака лаяла в беседке. Значит, и Кира там.
- Ну, дурак ты, паря! Никого же нет, только что рассказал! Да ладно, сходи, убедись. Потом возвращайся, меня знаешь, где найти. Я тут помогу обустроиться.
- Прощай, старик, - я махнул ему и, рассчитавшись за пиво, вышел на улицу. У вокзала нашел мотоцикл, правда, водитель боялся ехать в сторону поселка, но уговорил, обещая, что обратно ждать не надо. Билет в один конец, значит.
Глава 9
Порой, ощущая за сушеной коркой реальности тонкий слой чего-то другого, необъяснимого,
приходишь к выводу, что наша жизнь не так уж просто скроена.
Не все в ней поддается логическому пониманию.
Всегда найдется нечто, что выпадает из привычного устройства механизма, как ни старайся его завинтить.
Антон Чиж. Пять капель смерти
Ингмар
Как и рассказывал дед, арка скособочилась. Под ней валялся фрагмент слова "Старая" и только указатель "мельница" плотно сидел на месте. За спиной услышал удаляющийся стрекот мотоцикла. Парень пытался отговорить, но видя мою непреклонность, сунул в руки пистолет. На всякий случай.
Я не стал оглядываться на мотоциклиста, пошел вперед. У меня есть цель.
Проверил привычным жестом наличие патронов. Редкий случай, этот Токарев с двухрядной обоймой. Все пятнадцать были на месте.
Поймал себя на мысли - откуда мне это знакомо? Когда научился владеть оружием?
Я зашел в поселок и увидел чистые улицы, опрятные дома. Появилось впечатление, что я только вчера покинул это место. Но приглядевшись, заметил, что все вокруг словно подернуто паутиной. Мелкие трещинки на домах, запущенность, неухоженность палисадников и садов, серые занавески на давно немытых окнах.
Смеркалось, поэтому я поторопился. Дошел до дома Киры - калитка нараспашку, в доме никого нет. Побежал к себе, заглянул во все комнаты, зовя Марту, но ни звука в ответ, полная тишина. Посвистел, в надежде, что появится Дик. Напрасно.
Поднималось неприятное чувство. Страх переходящий в панику. На улице стремительно темнело.
Я нашел керосиновую лампу, заправил ее из бутылки, стоявшей в шкафчике на привычном месте, зашел в комнату отца. Все как прежде, его бумаги, ручка на столе. Заглянул в чернильницу, пусто, содержимое высохло. Отодвинув в сторону, я поставил лампу и лег, не раздеваясь, на кровать.
Устал, но не мог уснуть. Мучили вопросы и страшная тоска, боязнь, что не успел, опоздал.
В поселке явно никто не жил и достаточно давно. Куда делись люди? Ушли сразу после бомбежки? Но почему не вернулись? Где искать Киру, Марту? Живы ли? Откуда этот мистический страх у людей из райцентра? Байки? Верить ли деду Ефиму? Неужели ему было просто скучно, и он решил так развлечься, найдя благодарного слушателя?
Ни звука вокруг, ни шороха, только далекий шум морского прибоя.
Какой раньше здесь был запах! Пахло морем, жасмином, свежестью. Сейчас же - пылью, только пылью. И одиночеством.
Я один в этом мире. С чужим именем, потерявший себя, родных, любовь, веру. Как провел эти годы? Где был? Почему оказался среди живых? Кто я?
Я точно знал, как умер. Помнил эту боль, разрывающую на части, крик Киры и серое небо.
Почему я оказался в госпитале и с документами на чужое имя? Мог только догадываться: была война, враг – Германия, а у меня немецкая фамилия. Поменяли? Не знаю. Не помню.
И вообще, дано ли мне восстановить в памяти эти годы?
И надо ли?
Нет. Не надо. Ничего не надо.
Утром, открыв глаза, я не сразу догадался, где нахожусь. Огляделся - рядом никого. Тоска и разочарование обрушились невозможной тяжестью. Застонал с досады, поняв, что только что упустил сон. Всего лишь сон, где было легко и весело.
Я видел Киру, убегающую к морю, и соленый ветер трепал ее распущенные волосы, а она оборачивалась и, смеясь, подпускала меня ближе, и опять убегала. А я пытался поймать, но девушка увертывалась и смеялась - смеялась. Счастье, любовь, нежность.
А тут серое утро и тоска.
Я встал, заглянул в зеркало.
Щетина. Сколько же не брился? Сейчас надо. Обязательно. И чистое белье надеть.
Дождевая вода освежила, я взял папину запасную бритву, тщательно выбрился. Несколько порезов. Пусть. Оставил все вещи в доме, пошел налегке, только пистолет непривычно оттягивал карман брюк.
Море все ближе, ноги вязли в песке.
Вот и беседка. Что с камнем сделается? Белый, нарядный. Резные колонны.
Ветер с моря раздул рубаху пузырем.
Я застегнул ее на все пуговицы, тщательно заправил в брюки.
Прижался лбом к колонне. Камень прохладный, еще не согретый солнцем, которое вот-вот должно появиться.
Я вспомнил улыбку Киры, ее сияющие глаза, веснушки, рассыпавшиеся по щекам.
