— Ммм… — тянет Дима, как мне кажется, разочарованно, но тут же исправляется: — Да, хорошо.
После разговора с Димой я сажусь на край ванны, смотрю в одну точку и чувствую себя так, словно только что вылезла из центрифуги.
Поэтому я предпочитаю общаться с Димой через мессенджеры.
А сейчас ладони немного намокли, в голове гуляет легкий бриз, а сердце бесстыже тверкает под ребрами.
Обычно, так всегда бывает, когда я долго не слышу его голос. Но это скоро пройдет. Мне нужно совсем немного времени, чтобы отойти, встряхнуться и как ни в чем не бывало заняться своими делами.
Вскоре так и происходит.
Я открываю чемодан, переодеваюсь, достаю детские вещи и отправляю дочь встречать папу.
Дима заезжает через пятнадцать минут.
Мама уже в курсе, что он заберет детей. Я подхожу к окну и вижу, как Дима выходит из своей ”Шкоды”, которую он купил незадолго до нашего развода.
Дети несутся к Диме со всех ног. Первым, конечно, добегает Степка. Он у нас пошустрее. Зато Тихон не просто виснет на отце, как обезьянка, а обнимает сидящего на корточках Диму за шею и что-то показывает. С совершенно серьезным видом Дима кивает сыну, а затем крепко обнимает его.
В такие моменты меня мучает совесть за то, что увезла детей так далеко. Я не знаю, как Дима выдерживает разлуку с ними, как ему это удается, потому что я бы точно вот так не смогла.
Пока я наблюдаю за тем, как мальчики радуются встрече с отцом, Дима встает, поднимает голову и обращает взгляд на окна маминой с отчимом квартиры. Он смотрит на меня.
Я понимаю, что прятаться уже нет смысла, и с бешено колотящимся сердцем сгибаю руку, чтобы помахать ему. В ответ Дима улыбается, демонстрируя мне открытую ладонь, но потом Степа тянет его за руку, увлекая в сторону машины. Уже усадив мальчиков назад, а Машу — на переднее сиденье, Дима оглядывается и снова смотрит на окно, возле которого я стою как приклеенная. Мое сердце опять делает сальто, и даже будто бы увеличивается в размере, становясь беспокойным, тяжелым и горячим…
— А про нос льва можно говорить громко? — спрашивает Степан, когда я завожу с сыновьями серьёзный мужской разговор.
— Да.
Мы сидим на полу и собираем из "Лего" чертово колесо. Я уже сто раз пожалел, что купил именно его, потому что за вечер все это точно не собрать, но зато пацаны довольны.
— А про хвост? — интересуется Тихон, загребая пальцами детали.
— Что про хвост?
— Про хвост льва можно говорить?
Я киваю.
— Тоже можно.
— А почему про писюн нельзя? — снова спрашивает Степа.
Маша закатывает глаза, качая головой. Она считает себя очень взрослой.
— Мань, закрой, пожалуйста, уши, — прошу дочь, откладывая детали в сторону и привлекая к себе внимание сыновей.
Маша надевает накладные наушники, которые висели у нее на шее.
— Говорить про любой писюн неприлично, — стараюсь выглядеть максимально серьёзно. — Вот мы же не ходим голыми. Как я вам говорил? Никому не нужно показывать то, что мы носим под боксерами.
— Я знаю! А львы-то боксёры не носят! Значит про них можно все говорить! — спорит Степка.
— Да, львы не носят, а еще они какают и писают, где им вздумается. Мы будем делать так? — смотрю на парней по очереди.
— Нет! — отвечает Степа. — Про нас скажут, что мы дураки.
— Ублюдки, — бормочет Тихон.
— Что ты сказал? — хмурюсь я.
— Это Руслан так в садике говорит, — объясняет сын. — Вы все ублюдки, — пародирует кого-то. — А кто это такие? Они страшные?
— То, что ты сказал — это очень грубое слово. Его иногда говорят взрослые про очень нехорошего человека.
— Значит мы не ублюдки? — говорит Тихон.
— Нет.
— И даже если мы будем говорить про льва и львицу, тоже нет? — подхватывает Степа.
— Нет. Но про льва и львицу лучше не говорить громко. Не всем нравится слушать о том, что лев делает с львицей, понимаете? — терпеливо объясняю им.
— Потому что ей больно? — предполагает Тихон.
Я подвисаю от его вопроса.
— Э-э-э… Наверное… Так… ну что, мужики, пора купаться?
— Много воды! — кричит Степка, распинывая детали по ковру. — Сделай много воды!
Я встаю с пола и убираю каркас будущего колеса на подоконник.
— Я наберу воду, а вы соберите здесь все.
После ванны мы вчетвером идём на кухню. Пацаны пьют молоко с "Орео", а Машка открывает банку "Милкис". Лена бы точно нам всем по заднице надавала за такой второй ужин. Но ее же здесь нет…
К сожалению…
Скоро одиннадцать.
Пацаны давно спят на двухъярусной кровати, которую я купил специально для них сразу же, как только переехал сюда. Маша сидит на диване и переписывается с кем-то.
Я надеюсь, что с подругой, ведь ей всего лишь одиннадцать.
Позже я переложу Тихона на диван к себе, он не так, как Степа пинается, а Маша ляжет на кровать.
Здесь места мало, но в моей новой квартире его будет достаточно. Для Маши я сделаю отдельную комнату, другую — для пацанов. Не знаю, как часто они будут оставаться у меня на ночь, но хотелось бы, чтобы и в моем доме у них было все необходимое.