Ведь мы могли бы пообщаться, не чужие же люди все-таки, и расстались вполне цивилизованно. Я даже слышал, что некоторые пары после развода становятся лучшими друзьями. Не СЛДВМ, конечно, но очень тесно контачат. А я, как Лену увижу, только одно на уме — какой же я дебил.
Так и не решившись продолжить с ней переписку, я просто набираю какую-то банальщину.
Я: Ладно. У тебя был трудный день. Не буду мешать. Спокойной ночи.
После чего жду ответа. Лена тоже долго набирает сообщение. Но мне приходят лишь два слова.
Лена: Спокойной ночи.
Я выглядываю из окна машины, рассматривая фасад дома, где живут родители Димы. Это одноэтажный длинный кирпичный дом с палисадником, где растет голубая ель и вишня.
Дом расположен в овраге, и дорожка к нему идет слегка под уклоном. Маленькая Маша любила кататься здесь на самокате. Для этого специально открывали железные ворота, чтобы Машка в них не влетела, и дочь с криками, по-разбойничьи, как настоящая звезда кикскутеринга, врывалась во двор, чем едва не доводила до инфаркта бабушку и очень веселила деда… Кажется, это было так давно…
Тополя, которые тревожно шумели в непогоду и даже иногда мешали спать, стали еще выше, а вот дом Диминых родителей несмотря на то, что обзавелся новой зеленой черепичной крышей, теперь выглядит меньше. Раньше он казался мне таким просторным и высоким, а родители, тогда еще моего парня, представлялись людьми взыскательными и непростыми. В основном, я считала таковой свекровь. Димин отец — человек немногословный, но с ним мне было даже проще найти общий язык, чем с Ириной Ивановной, которая очень интересовалась моей персоной. Только интерес этот был какой-то наигранный и даже брезгливый. И с первого взгляда, стоило лишь Ирине Ивановне посмотреть на меня и скептически улыбнуться, стало понятно, что я ей не нравлюсь.
Господи… Как же я тогда из-за этого переживала и как отчаянно стремилась стать той самой, кому бы она могла со спокойной душой вручить свое сокровище по имени Димочка Янчевский.
Я даже пыталась понять ее.
Дима — единственный ребенок в семье, к тому же поздний. Когда он родился, свекрови было тридцать шесть, а свекру почти сорок. Я тоже одна росла, ни брата, ни сестры, но отношения между Димой и его мамой были совсем не такими, как между мной и моей матерью. Диму просто любили — любым. Мне же постоянно приходилось завоевывать мамино одобрение, похвалу — прилежным поведением, отметками, дипломами, грамотами. Но, как оказывалось, этого всегда было недостаточно. То чувство, что я не дотягиваю до идеала, всегда сидело глубоко внутри, точило, разъедало, нагоняло уныние. И дело было даже не в маме, а во мне самой. Ведь желание угождать матери стало моим осознанным выбором даже после того, как я вышла замуж и родила Машку… Но, когда Дима признался мне, что переспал с другой, во мне что-то произошло. Как тумблером щелкнули. И я вдруг осознала, что какой бы замечательной женой-дочерью-невесткой я бы не пыталась стать, этого никто не видел, не ценил. В этом никто не нуждался и не боялся потерять… Даже не знаю, где бы я сейчас была, если бы не признание мужа. Хотя, нет, знаю. Я бы, наверное, дописала свою кандидатскую, вышла после декрета обратно в институт и сейчас писала бы докторскую. А самое ужасное, что, скорее всего, меня бы все в моей жизни устраивало…
Я прошу водителя немного подождать и выхожу из такси, прихватив с собой скрученный лист ватмана, который Машка к тому же упаковала в подарочную бумагу, и теперь он напоминает гигантскую конфету. Вчера дети ночевали у Димы, а сегодня с самого утра уже в гостях у Диминых родителей.
У Димы сегодня день рождения. Ему исполняется тридцать шесть. И Машка только час назад, как вспомнила, что забыла у бабы Оли свой коллаж, который собиралась подарить отцу. Вот уж действительно — Маша — растеряша и забываша. Но не подводить же дочь. Пришлось вызывать такси и ехать сюда.
Димина машина стоит у гаража, чуть подальше. И при виде ее у меня подскакивает пульс.
— Мама! Мама приехала!
Из калитки выбегают мальчики, а следом и Машка выходит.
Я обнимаю и целую сыновей. Мы только ночь провели врозь, а у меня такое ощущение, что я их неделю не видела.
— Вот, держи, — протягиваю Машке подарок для Димы.
— Ты долго, — вздыхает та.
Машка теперь у нас взрослая и не целуется с мамой.
— Ну уж извини, как могла торопилась. Хоть бы спасибо сказала, — ворчу на нее.
— Спасибо, — пристыженно бурчит дочь.
— Спасибо, — передразниваю ее.
А затем вижу, как из калитки выходит Дима. На нем темно-синяя футболка и серые шорты, на ногах шлёпанцы.
— Привет, — оттягивая руками карманы, он жмурится на солнце.
— Привет.
— Отлично выглядишь.
— Спасибо… — я немного смущаюсь от его слов и того, как он смотрит на меня. — С днем рождения, Дима.
— Спасибо… — кивает он, смутно улыбаясь. — Посидишь с нами?
— Нет, не хочу мешать.
— Да кому мешать? Здесь все свои. Мама с отцом и наши дети.
— Я все-таки думаю, это не совсем удобно, — качаю головой, избегая его пристального взгляда.
— Мам, идем! — просит Машка. — Посиди немножко с нами, ну пожалуйста!
— Конечно посиди, — мягко, но настойчиво произносит Дима, — родителям будет приятно.
Я оглядываюсь на белый автомобиль.
— Меня ждет такси.
— Я сам потом отвезу тебя, — предлагает Дима.
Машка виснет на моей руке и пытается сдвинуть с места.
Я смотрю Диме в глаза, изучая приветливое выражение его лица, пытаясь понять, о чем он думает, и прихожу к мысли, что действительно некрасиво будет, если я не зайду и не поздороваюсь с его родителями, с которыми мы почти четыре года не виделись.
— Ладно. Если ненадолго, — соглашаюсь я.
Дима сам подходит к таксисту и отпускает его.
Мальчики первыми влетают в двери дома, потом заходит Машка, последними — мы с Димой.
Разуваясь на лестнице прохладной веранды, я заглядываю в жилую часть дома.
— Леночка, здравствуй! — меня встречает бывшая свекровь.
— Здравствуйте, Ирина Ивановна.
Разглядывая лицо женщины, удивляюсь тому, как сильно она постарела, а также ее крепким объятиям.
— А я думала, зайдешь или нет. Сема, иди сюда, наша Лена пришла! — кричит Ирина Ивановна, отпустив меня. — Проходи, проходи, — задыхаясь, пропускает вперед. — Ты не обращай внимания на раздрай, Дима двери снял, новые должны привезти, — объясняет она хаос, который творится в их некогда идеальном и чистом доме.
В прихожей я встречаю Семена Петровича. Мы здороваемся. Он тоже постарел, и в своей расстегнутой на груди рубашке, из-под которой торчат седые волосы, с почти лысой головой и болезненным взглядом больше напоминает деда, нежели мужчину.
— Пойду принесу еще приборы, — говорит Дима, направляясь в сторону кухни.
— Да, сынок, принеси, — поддакивает Ирина Ивановна.