Двенадцать...
(быстрее, быстрее, быстрее...)
Она бежит сквозь сон вдогонку за своими двенадцатью годами, перепрыгивая через барьер памяти, который Оно поставило перед ними (чувствуется холодный туман в ее работающих сонных легких), возвращаясь назад в свое одиннадцатилетие, бежит, бежит как очумелая, бежит, чтобы сразиться с дьяволом, оглядываясь теперь назад, оглядываясь
6
Барренс, 12.40
через плечо, чтобы увидеть какой-либо признак их, когда она скользила и взбиралась по насыпи. Никакого признака, по крайней мере пока. Она подумала об отце, и волна вины и страха накатила на нее.
Она посмотрела под шатающийся мостик, надеясь увидеть Сильвера, но Сильвера не было. Был тайный склад игрушечных пистолетов, о которых они больше не беспокоились и не брали домой, и больше ничего. Она оглянулась назад еще раз и увидела их. Белч и Виктор, поддерживая между собой Генри, стояли на краю насыпи, как индейцы-дозорные в фильме Рэндольфа Скотта. Генри был ужасно бледен. Он указывал на нее. Виктор и Белч начали помогать ему спускаться по склону. Грязь и гравий осыпались с их ботинок.
Беверли смотрела на них долго, как загипнотизированная, затем она повернулась и побежала через ручеек, который вытекал из-под моста, игнорируя специально положенные Беном камни, ее кеды поднимали фонтаны воды. Она бежала по тропинке, дыхание жаром стискивало ей горло. Она чувствовала, что мышцы ее ног дрожат.
Теперь ей осталось немного. Землянка штаба. Если она сможет добраться туда, она окажется в безопасности.
Она бежала по дорожке, ветки хлестали ее по щекам, одна попала ей в глаз и заставила его заслезиться. Она срезала вправо, запутавшись в лабиринте подлеска, и вышла к просвету. И замаскированный люк, и щель-окно были открыты, доносились звуки рок-н-ролла. Услышав, что кто-то приближается, Бен Хэнском резко вскочил. В одной руке у него была коробка мятных конфет, в другой – комиксы Арчи.
Он увидел Бев, и рот его раскрылся. При других обстоятельствах это было бы забавно.
– Бев, какого черта...
Она не потрудилась ответить. Позади нее, и не очень далеко, она услышала удары и хлест веток; слышалась громкая ругань. Чувствовалось, что Генри оживал и обретал энергию. Поэтому она просто влетела в квадратное отверстие люка. В ее волосах запутались зеленые листья и прутики, а также всякая дрянь, которую она собрала, когда пролезала под мусоровозом.
Бен увидел, что она заходит на посадку, как 101-й воздушно-десантный, и исчез так же быстро, как показался. Беверли прыгнула, и он неуклюже схватил ее.
– Закрой все, – сказала она, тяжело дыша. – Поспеши, Бен, ради Бога! Они идут!
– Кто?
– Генри и его приятели! Генри сошел с ума, у него нож... Бену этого было достаточно. Он выронил свои конфеты и книжку. Бормоча, он задвинул люк. Верх был покрыт дерном, – тайная Тропа соответствовала названию. Несколько кусков дерна валялись на виду, но это было все. Беверли встала на цыпочки и закрыла окно. Они сидели в темноте.
Она нащупала Бена и в панике прижалась к нему. Они оба стояли на коленях. С внезапным ужасом Беверли поняла, что транзистор Ричи все еще играет где-то в темноте: Литл Ричард пел «Девочка ничего не может поделать».
– Бен.., радио.., они услышат...
– О, Боже!
Он оттолкнул ее своим мясистым бедром и чуть не уронил в темноте. Она слышала, как радио упало на пол. «Девочка ничего не может сделать, если парни и мужчины останавливаются и смотрят», – информировал их теперь Ричард со своим обычным хриплым энтузиазмом. «Ничего не может поделать!» – вторил ансамбль. «Девочка ничего не может поделать», – так же тяжело выдыхал теперь Бен. Они звучали как два паровых двигателя. Затем вдруг раздался треск.., и тишина.
– О, черт, – сказал Бен. – Я раздавил его. Ричи разозлится. Он потянулся к Беверли в темноте. Она почувствовала, как его рука дотронулась до ее груди, затем отдернулась, как будто обожглась. Она потянулась за ним, ухватилась за его рубашку и притянула его ближе.
– Беверли, что...
– Тсссс!
Он замолчал. Они сидели рядом, обняв руками друг друга, и смотрели вверх. Темнота была еще не полной; на одной стороне люка пробивалась узкая полоска света, а три другие разлиновали окно-щель. Одна из них была достаточно широкой, чтобы дать косому лучу упасть в штаб. Она могла только молиться, чтобы они не увидели его.
Она слышала, как они приближались. Сначала она не могла разобрать слов.., а затем смогла. Она сильнее прижалась к Бену.
– Если она побежала в бамбук, мы легко возьмем ее след, – говорил Виктор.
– Они играют где-то здесь, – ответил Генри. Голос у него был напряженным, слова выходили с большим усилием. – Так сказал сопляк Талиендо. И в тот день, когда у нас была эта несчастная драка, они выходили отсюда.
– Да, они играют в войну, – сказал Белч.
Вдруг прямо над ними раздались тяжелые звуки шагов; крышка, покрытая дерном, ходила вверх-вниз. Грязь падала на запрокинутое лицо Беверли. Один, двое, может, даже все они втроем стояли на двери штаба. У нее свело живот; она должна была прикусить язык, чтобы не закричать. Бен зажал своей большой рукой ее рот и посмотрел наверх, прикидывая, отгадают ли они.., или уже знают и просто разыгрывают.
– У них есть место, – говорил Генри. – Вот что мне сказал сопляк. Дом на дереве или что-то в этом роде. Они его называют своим штабом.
– Я устрою им штаб, если они хотят, – сказал Виктор. Белч разразился хохотом.
Трам, трам, трам, -наверху. Крышка на этот раз немного отошла. Наверняка они заметили ее: обычная земля так не подается.
– Давай посмотрим вот там, у реки, – сказал Генри. – Держу пари, она там.
– О'кей, – сказал Виктор.
Трам, трам. -Они уходили. Бев выдохнула с облегчением через сжатые зубы.., и затем Генри сказал:
– Ты оставайся здесь и карауль тропу, Белч.
– О'кей, – ответил Белч и начал ходить взад и вперед, иногда сходя с крышки люка, иногда возвращаясь на нее. Еще больше грязи и пыли летело вниз. Бен и Беверли смотрели друг на друга. У обоих были напряженные, грязные лицами. Бев поняла, что в клубе пахнет не только дымом – несло еще мусором и потом. Это от меня, – сотчаянием думала она. Невзирая на запах, она плотнее прижалась к Бену. Вся его масса показалась очень желанной, очень комфортной, и она была рада, что его так много. Может быть, он ничем и не был, кроме испуганного толстяка, когда школа выпустила его на летние каникулы, но сейчас он был больше, чем это; как все они, он изменился. Если Белч обнаружит их, Бен просто устроит ему сюрприз.
– Я устрою им штаб, если они хотят штаб, – сказал Белч и захихикал. Хихиканье Белча Хаггинса было тихим, утробным звуком. – Устрою им штаб, если они хотят. Хорошо. Очень даже хорошо.
Она поняла, что верхняя часть тела Бена сотрясается в коротких, резких движениях: он втягивал воздух в легкие и выпускал его маленькими порциями. В один тревожный момент она подумала, что он начал плакать, но затем она внимательно посмотрела ему в лицо и поняла, что он борется со смехом. Его глаза, из которых лились слезы, встретились с ее глазами, сделали безумное вращение и отошли в сторону. В слабом свете, который проникал через трещины вокруг закрытого люка и окна, она могла видеть, что его лицо побагровело от напряжения.
