– Ккто-нибудь ппомнит, кем ббыло Оно по-настоящему?
– Нет, – сказал Эдди.
– Я думаю... – начал Ричи, и затем Билл мог почти осязать, как он в темноте покачал головой. – Нет.
– Нет, – сказала Беверли.
– Хм, – это был Бен. – Это та вещь, которую я все еще не могу вспомнить. Кем было Оно.., или как мы с Ним боролись.
– Чудь, – сказала Беверли. – Вот как мы боролись с ним. Но я не помню, что это означает.
– Встаньте около мменя, – сказал Билл, – и я ввстану около ввас, ребята.
– Билл, – сказал Бен. Голос его был очень спокойным. – Кто-то идет.
Билл прислушался. Он слышал плетущиеся, шаркающие шаги, приближающиеся к ним в темноте.., и он испугался.
– Ооодра? – позвал он.., и знал уже, что это была не она. То, что шаркало по направлению к ним, подошло ближе. Билл зажег спичку.
8
Дерри, 5.00
Первое необычное событие случилось в тот день поздней весны 1985 года за две минуты до восхода солнца. Чтобы понять, насколько эго было не то, надо было знать два факта, которые были известны Майку Хэнлону (который лежал без сознания в деррийской больнице в тот момент, когда взошло солнце); оба факта касались баптистской церкви Божьей Благодати, которая стояла на углу Витчем-стрит и Джексон-стрит с 1897 года. Церковь увенчивалась изящным белым шпилем, который был апофеозом каждой протестантской колокольни в Новой Англии. На четырех сторонах основания колокольни были циферблаты, а сами часы были сконструированы и привезены из Швейцарии в 1898 году. Единственные часы, похожие на эти, стояли на городской площади Хейвен-Виледж, в сорока милях отсюда.
Стивен Бови, лесопромышленный магнат, который жил на Западном Бродвее, передал часы в дар городу – они стоили что-то около 17000 долларов. Бови мог себе это позволить. Он был набожным прихожанином и в течение сорока лет старостой (в течение нескольких последних лет он был еще и президентом деррийского филиала Лиги Белого Благочестия). Кроме того, он был известен своими набожными проповедями перед мирянами в День Матери.
Со времени своей установки до 31 мая 1985 года эти часы четко отбивали каждый час и полчаса – с одним известным исключением. В день взрыва на Кичнеровском заводе они не пробили полдень. Жители считали, что Его преподобие Джоллин остановил часы, чтобы показать, что церковь объявила траур по погибшим детям, и Джоллин никогда не освобождал их от иллюзий, хотя это было неправдой. Часы просто не пробили.
Они пробили пять часов утра 31 мая 1985 года.
В этот момент весь Дерри, все старожилы открыли глаза и сели, обеспокоенные без всякой причины, на которую они могли указать. Были выпиты лекарства, вставлены искусственные челюсти, зажжены трубки и сигары.
Старики насторожились.
Одним из них был Норберт Кин, которому исполнилось девяносто пять лет. Он проковылял к окну и посмотрел на темнеющее небо. Прогноз погоды за ночь до этого обещал ясное небо, но его кости говорили ему, что будет дождь и сильный. Он чувствовал страх в глубине души; каким-то смутным образом он почувствовал угрозу, как будто яд неустанно пробирался к его сердцу. Он как-то случайно подумал о дне, когда компания Брэдли необдуманно въехала в Дерри, под прицел семидесяти пяти пистолетов и ружей. Такая работа оставляла в человеке ощущение чего-то теплого и ленивого внутри, чего-то, что было.., было как-то подтверждено. Он не мог бы выразить это лучше, даже для себя. Работа наподобие этой оставляла в человеке ощущение своей вечной жизни, и Норберт Кин имел это ощущение. Девяносто шесть лет ему исполнится 20 июня, и он все еще проходил пешком каждый день три мили. Но сейчас он чувствовал испуг.
– Те дети, – сказал он, выглядывая из окна, не сознавая, что он говорил. – Что с теми, черт возьми, с этими детьми? Как они озорничают на этот раз?
Эгберт Сарагуд, девяноста девяти лет, который был в «Серебряном Долларе», когда Клод Хэро наточил свой топор и сыграл «Мертвый Марш» на нем для четырех человек, проснулся в тот же самый момент, сел на кровати и издал хриплый крик, который никто не услышал. Ему приснился Клод, только Клод пришел за ним; топор опустился, и через мгновение после этого Сарагуд увидел свою собственную отрубленную руку, подпрыгивающую и изгибающуюся на стойке.
Что-то не то, -подумал он как-то тускло, испугавшись и затрясшись в своих обмоченных кальсонах. – Что-то чертовски не так.
Дейв Гарднер, который обнаружил изувеченное тело Джорджа Денбро в октябре 1957 года и чей сын обнаружил первую жертву в этом новом цикле ранней весной, открыл глаза на ударе «пять» и подумал, даже перед тем как посмотреть на часы на столике: Церковь Божьей Благодати не пробила пять... Что случилось? Он почувствовал большой, плохо объяснимый страх. За годы Дейв преуспел; в 1965 года он купил «шубут», и теперь на Дерри Молл стоял второй «шубут», а третий – в Бангоре. Вдруг все те вещи – вещи, ради которых он проработал всю жизнь, – показались ему находящимися в опасности. Отчего? -крикнул он себе, глядя на спящую жену. – Отчего, почему, отчего эти чертовы часы не пробили пять? Но никакого ответа не было.
Он встал и подошел к окну, поддерживая штаны. Небо было беспокойным, облака летели на запад, и беспокойство Дейва росло. В первый раз за долгое время он понял, что думает о криках, которые выгнали его двадцать семь лет назад на крыльцо, где он увидел корчившуюся фигуру в желтом дождевике. Он посмотрел на приближающиеся облака и подумал: Мы в опасности. Все мы. Дерри.
Шеф полиции Эндрю Рэдмахер, который по-настоящему считал, что он сделал все от него зависящее, чтобы раскрыть новую цепочку убийств детей, охватившую Дерри, стоял на крыльце своего дома, заложив большие пальцы за ремень, смотрел вверх на облака и чувствовал тот же самый дискомфорт. Что-то случится. Похоже, что польет как из ведра – одно к одному. Но это не все. Он вздрогнул.., и пока он стоял там на своем крыльце и запах бекона, который готовила его жена, доносился через дверь, первые капли дождя размером с десятицентовики темными пятнами усеяли тротуар перед его симпатичным домиком на Рейнолдс-стрит, и где-то прямо над горизонтом со стороны Бассей-парка грянул гром.
Рэдмахер снова вздрогнул.
9
Джордж, 5.01
Билл поднял спичку вверх.., и вдруг из его горла вырвался долгий, дрожащий, отчаянный хриплый крик.
Это был Джордж, колышущийся в туннеле и устремляющийся к нему, Джордж, все еще одетый в свой забрызганный кровью желтый дождевичок. Один рукав болтался вяло и бесполезно. Лицо Джорджа было белым, как сыр, и глаза блестели серебром. Они смотрели в глаза Билла.
Мой кораблик! -колыхаясь, донесся потерянный голос Джорджа в туннеле. – Я не могу найти его, Билл, я везде смотрел и не могу найти его, и сейчас я мертвый, и это твоя вина, твоя вина, ТВОЯ ВИНА...
– Дддджордж! – пронзительно закричал Билл. Он чувствовал, как его ум срывается с якоря.
Джордж спотыкался-ковылял по направлению к нему, и теперь одна его рука, которая осталась, поднялась в сторону Билла; в кисти она переходила в лапу с когтями. Когти были грязными и цепкими.
Твоя вина, -прошептал Джордж и ухмыльнулся. Его зубы были клыками; они медленно открывались и закрывались, как зубья в капкане на медведя. – Ты послал меня на улицу, и это все.., твоя вина.
– Нннет, Ддджордж! – кричал Билл. – Я нне зззнал...
Убью тебя! -крикнул Джордж, и из его рта с клыками вырвалась смесь собачьих звуков: взвизгивание, вопли, лай. Что-то вроде смеха.
Теперь Билл мог ощущать запах брата, мог ощущать, что Джордж гниет. Это был запах подвала, запах какого-то жуткого чудовища, стоящего скорчившись, с желтым глазом, в углу, ожидающего, чтобы выпустить кишки из какого-нибудь маленького мальчика.
Зубы Джорджа скрежетали. Звук напоминал удары бильярдных шаров друг о друга. Желтый гной начал сочиться из его глаз и капать на лицо.., и спичка погасла.
Билл почувствовал, что его друзья исчезли, – они убежали, конечно, они убежали, они оставили его одного. Они отрезали его от себя, как и его родители отрезали его, потому что Джордж прав: это была его вина. Вскоре он почувствует, как эта единственная рука хватает его за горло; почувствует, как те клыки раздирают его, и это будет правильно. Это будет только справедливо. Он послал Джорджа на смерть, и он потратил всю свою взрослую жизнь на то, чтобы писать об ужасе того предательства – о, он надевал на него много лиц, почти столько же лиц, сколько Оно использовало для своей выгоды, но монстр на дне каждого из этих лиц был просто Джорджем, выбегающим в дождь со своим бумажным корабликом, обмазанным парафином. Теперь наступает расплата.
«Ты заслуживаешь смерти за то, что убил меня», – прошептал Джордж. Он был теперь очень близко. Билл закрыл глаза.
