Городская площадь стремительно заполнялась, стоило сообщить, что на помосте «Ш-Т-Ш». Правда название группы как только не перевирали. Пока готовили инструменты, нас называли и штанами, и шутами, и шатунами. Хорошо, на труселя не перешли, а то мои парни уже скрежетали зубами от злости. Однако менять название я отказалась категорически. Для меня это память.
Когда на площади уже негде было яблоку упасть и музыканты ждали только моего сигнала, я заметила у таверны напротив Лаури. Отвергнутый жених подпирал мощным плечом стену, скрестив руки на груди и сто процентов собрался смотреть наш концерт. Я невольно ухмыльнулась: Белые уже дважды присылали Скалистым обозы с рыбой, такими темпами Филан скоро в двери не пройдет.
В ответ на мою ухмылку, Лаури чуть приподнял подбородок и снисходительно усмехнулся, словно ребенку, которому запросто можно простить мелкие шалости. Я фыркнула и вернула внимание зрителям, громче и громче гомонившим у сцены. Оглянулась проверить своих: все готовы! Только вот Граш тоже увидел Лаури и посматривал на него подозрительно. Ох и не нравится мне их изменившиеся отношения, ведь в первую встречу они нормально общались, а теперь – словно враги.
Грашу, как я выяснила, поручено охранять Меллика вне замка. В будущем они станут крепким тандемом, управляющим всем кланом. Поэтому даже наша музыкальная авантюра не осталась без его непосредственного участия.
– Готовы открыть для себя что-то новое и неизведанное? – громко спросила я зрителей, чем заставила их притихнуть и воодушевленно вытаращиться на нас.
В следующую секунду народ разразился криками:
– Да-а!
– Валяй!
– Давай!
Боже, кровь забурлила с какой-то нереальной силой. Широко улыбнувшись, я проорала:
– Тогда присоединяйтесь к нам, мы отправляемся в путешествие по бескрайним просторам музыки!
Первой мы – я, Меллик, Арташ, Петр и Граш – пели «Поверь в мечту» Антонова и Кохановского. Причем я лишь задавала тон, а то мы ее только-только выучили и порой парни сбивались с ритма.
Первый зимний месяц радовал солнечной, ясной, хоть и морозной погодой. Улицы, крыши домов, деревья покрывал снег. Изо рта вырывался пар, и на морозе особенно-то не попляшешь, ведь мы все тепло одеты, поэтому сегодня пели, насколько возможно двигаясь в такт. И время от времени сменяли друг друга на струнных инструментах, когда пальцы дубели.
Мы купались в лучах солнца и признании зрителей, охотно поддерживавших нас, они притопывали в ритм, подпевали, хлопали, восторженно вопили. Молодняк, любопытный и находчивый, еще и кружил над нами натуральной птичьей стаей, мало того, некоторые летуны в лапах держали своих мохнатых друзей. Например – парочку мелких рыжих лисичек, лет десяти, наверное; серого песца, подростка, которого такой же юный орлан не смог долго удерживать в лапах и выронил к общему переполоху. Хорошо, Граш подобно темной молнии успел метнуться к парнишке и поймать его.
В общем, наш первый большой концерт для оборотней получился магическим, космическим и иномирно невероятным. Хе-хе!
После Таури и Рами, пришел мой черед петь. И я выбрала песню, которая одновременно и грела душу прекрасными воспоминаниями, и терзала. Песня про ноябрь, про грусть и тоску, смысл которой наша ушлая и предприимчивая Вика изменила, цинично заметив, что албанский язык в обычном уличном переходе или метро вряд ли кто знает. Так и вышло, что хит с легким этническим колоритом и восточными мотивами «Нентори» от Арилены Ары стала трагичной благотворительной балладой, призванной заработать мне на сапоги.
Пока разбирались и отвлекались на перепуганного бедняжку песца, Арташ принес на сцену корявое, давно засохшее деревце, которое мы перед этим нашли в лесу. Без слез на него не взглянешь, а вот для декораций вполне подошло. Поставили дерево у края помоста, рядом с ним сноровисто соорудили «могилу» из пары мешков с сеном, накрытыми рогожкой, заляпанной землей. Выглядело весьма натуралистично. Накануне мы нарисовали серые тучи на выпрошенной у замковой экономки старенькой простыне и привязали к длинным шестам, чтобы изображать суровое мрачное небо и тучи надо мной.
Для этой песни я сняла куртку и надела белый балахон. Ведь смерть на Хартане называют Белой Эйтой и она всегда в белом. На свадьбу здесь белое надевают только маги смерти. Ну и некросы из Фейрата носят белые одежды.
Музыканты отошли назад. Я осталась одна у «могилы» и дерева, ветер трепал подол моего простенького одеяния и медно-охристые волосы. Заодно и «гнал тучи», закрепленные на шестах, у меня за спиной. Почувствовав на себе взгляд Лаури, посмотрела на него, хмуро разглядывавшего меня. Ему явно не понравилось, что я стояла раздетая на морозе с пронизывающем ветром. Только меня согревал огонь, который рождался в крови, когда на тебя в предвкушении смотрели сотни пар глаз.
– Сейчас я спою вам старую балладу древних аматори, о которых уже многие забыли. Уже никто не помнит их языка, но красота, жертвенность и верность любви живет в наших сердцах. Любви, которая неподвластна даже богам. К сожалению, точного перевода у нас нет, только слова… и смысл. Эта баллада о девушке, которая долго искала сгинувшего в неизвестных землях любимого. Он отправился на заработки и пропал. Она прошла сотни дорог, пережила сотни испытаний и вот в далекой-предалекой чужбине, наконец-то, узнала, что ее любимого подло убили. Девушка нашла его могилу и обратилась к небесам. Сначала обвиняла богов в том, что они лишили ее счастья и любви. Требовала возмездия убийцам! Но, не дождавшись ответа, упала на колени и молила уже о другом – забрать ее душу, чтобы она хотя бы на небесах воссоединилась с любимым.
Зазвучала музыка, ребятам, которые держали реквизит, приходилось прикладывать усилия – ветер без их участия трепал «тучи» и бедное иссохшее деревце, закрепленное в щели между досками помоста. От мешковины несло землей; я успела продрогнуть и машинально обняла себя за плечи, что нечаянно, наверное, только добавило сцене трагизма. Хотелось, чтобы эту историю прочувствовали зрители. Мы очень старались, чтобы каждый зритель погрузился в драму, проникся печальной историей. Видел хмурые серые небеса, тяжелые свинцовые тучи, нависавшие над могильным холмиком с одиноким кривеньким деревцем, гнувшемся под порывами ледяного ветра, как застыла скорбная фигурка моей героини.
Я невольно устремила взгляд к таверне, у которой сжав кулаки стоял Лаури и сверлил меня своей нереальной синевой в глазах. Очень жаль, что стоит мне приблизится к нему, они начинают светиться как лампочки, ведь пока они синие, он лучше ко мне относится.
Я даже не пыталась подражать «Нентори», у нас отличаются голоса, я пыталась спеть ее по-своему, не сильно выбиваясь из ритма. Выгнать из души накопившуюся боль одиночества, ужас потери самых родных людей, череды покушений на меня, сожаление о том, что пришлось оставить Рейтиша наедине с его страхами и сомнениями. Когда я «взывала» к богам, глядя на Лаури, ощутила ту самую ярость за то, что не счел «подарком», как и родители на Земле.
В моей руке появился кинжал и зрители ошарашенно застыли, видимо я была более чем убедительна в своих эмоциях, исполняя горе и трагедию. Под конец, уже стоя на коленях у могилы и глядя в небо, где призрачным светом сияла Луна, я вытащила из складок платья кинжал, который мне смастерил один из стражей замка. Из-за «криворукого» молодняка у кинжала отломалось лезвие, оно успело заржаветь и затупиться, когда его решили пусть в дело. В итоге лезвие отшлифовали, но старательно затупили со всех сторон, чтобы я не порезалась нечаянно или не поранилась и хитро примотали к ручке. В нужный момент незаметным движением пальца кинжал становился «складным», а в живот я себе «вонзала» лишь ручку от него.
Короче, кинжал я вонзила, зрители в ужасе ахнули, и когда театрально заваливалась на могилу, увидела в буквальном смысле летевшего над толпой огромного белоснежного волка. Вот это прыжо-ок! В результате полноценный драматический финал не удался, потому что главная героиня, разинув рот, не менее удивленно, чем зрители на нее, вытаращилась на перемахнувшего толпу волка.
– Осторожно! – рыкнул Граш.
Слава богу, оборотни, крепкие и быстрые, успели увернуться, когда Лаури приземлился в шаге от сцены. Вот летел волк, а на землю приземлился мужчина, злой, испуганный и нервный, тут же взревевший:
– Решила от меня таким образом избавиться, убить себя?
Музыка резко стихла, как и вся площадь. Все заинтригованно таращились на очередное представление, только теперь солировал всем известный и уважаемый будущий жрец.
– Ты слишком впечатлительный, Лаури! – хихикнула я, демонстрируя орудие «самоубийства» со сложенным лезвием.
– Это ты слишком правдоподобно играла, – процедил он, его скулы порозовели от смущения.
Я как стояла на коленях, так и подползла к краю сцены и к Лаури поближе, и ехидно шепнула:
– На твоих нервах?
Посверлив меня пару мгновений сияющим взглядом, Лаури тоже не сдержался, хохотнул, тряхнув лохматой светлой шевелюрой, и попер от сцены, ледоколом рассекая толпу.
Ну а мы продолжили концерт. Мне было край как весело, ведь реакция Лаури показала, что он ко мне не равнодушен, а еще – что я талантище!
Однако после нашей с Грашем «Песни о любви», две недели назад так отлично исполненной в замке, Лаури исчез из поля зрения. Тут же потускнела моя радость. А вот ковыряться в себе, чтобы ответить, почему именно, я не захотела – слишком много можно откопать, к чему я не готова.
Концерт вымотал до предела, с нас требовали еще и еще, и даже оставленные без покупателей лавочники и уличные торговцы ни словом не попрекнули. По окончании мы отправились подкрепиться в ближайшую таверну, где нам накрыли более чем щедрый стол. И стоило только отложить ложки, посетители начали уговаривать нас сыграть что-нибудь еще. Согласились только Меллик и Рами. Расположились метрах в трех от нашего стола с инструментами и наигрывали незамысловатые мелодии. А Граш с остальными ребятами, оставив меня одну за столом, отправились по какому-то делу.
Неожиданно в таверну вошел Лаури, нашел меня взглядом и, довольно подобравшись, направился ко мне. Причем смотрел вновь хмуро, недобро, и словно обвиняя во всех грехах. Сел за стол напротив, посверлил меня мрачно сияющими глазами и решительно протянул ко мне руку, глухо сказав:
– Я вновь предлагаю тебе стать моей парой и пройти связующий обряд.
На протянутой ко мне мужской ладони красовался широкий золотой браслет, усыпанный крупными драгоценными камнями. Явно дорогущий. Настолько вычурный, пафосный, безвкусный, буквально кричавший, что хозяин сего украшения – весьма состоятельная личность. И уж точно Лаури его своими руками не делал. Я с досадой хмыкнула. Из брачного ритуала этот высокомерный волчара попытался выполнить лишь одно условие – прилюдное предложение. Как была не подарком, так и осталась.
