— Сколько человек записалось на выездную лекцию? — спросил я у Шейлы.
Она окинула меня взглядом, явно наслаждаясь моей растерянностью.
— Моих тут шестнадцать, остальные по собственному желанию. Тут и первокурсники, и ребята постарше. Слухи по Хильде расходятся быстро.
— Вы на что-то намекаете?
— Нет, — она перехватила сумку покрепче, — что вы. Совсем нет.
С каждым днем я осознавал, что понимаю женщин все хуже и хуже. Шейлу Уилан я же не понимал совсем.
Нам предстояла всего лишь сорокаминутная поездка до Брэдфорда, но с такой оравой студентов под моей опекой я ощущал серьезную тревогу. Как вернуться домой живыми и никогда не потерять по дороге?
— Профе! — радостно крикнул какой-то темноволосый и широкоплечий парень, которого я не знал.
Мне не понравилось, как он пренебрежительно обращался к Шейле, но, поймав ее предупредительный взгляд, я промолчал.
Мы подошли к студентам, и, словно по мановению волшебной палочки, все они замолчали и обратили свои взоры на преподавательницу. Шейла молча передала мне свою сумку — только тогда я почувствовал ее вес и удивился, как она вообще это дотащила — и вытащила из кармана то, что действительно оказалось записной книжкой в темно-синем переплете, а также коротенькое самопишущее перо ярко-розового цвета. Эл любила такие в средней школе, наверное.
— Давайте проведем перекличку!
— Профе, наши все на месте, — подмигнул тот же парень.
С каждой секундой он нравился мне все меньше. Особенно раздражала его манера жевать жвачку. Он держался рядом с Шейлой слишком расслабленно, и это ее ни капли не волновало. А вот меня не устраивало, что взрослый кабан позволял себе подобное поведение в присутствии преподавателя. Даже преподавателей.
— Трое студентов со второго транспортного! — крикнула Шейла неожиданно крепким голосом.
— Здесь! — раздался дружный гул из толпы.
— Дария Вейлан!
К самому носу Шейлы подлетела миниатюрная феечка и с помощью магии громко ответила:
— Присутствует!..
Следующие несколько минут Шейла сверялась со списком, а я уже начал нервно постукивать ногой, то и дело бросая взгляд на привокзальный циферблат.
— Пресвятая мать. — Шейла по-театральному взмахнула руками, в одной из которых все еще был зажат блокнот. — Вы невыносим, мистер Бирн. Мы идем, идем, время еще есть.
Но до отправления оставалось около шести минут, а загрузить такую ораву в вагоны — не самая простая задача.
Только оказавшись в купе, я облегченно выдохнул, снял шляпу и повесил ее на крючок у окна. Из четырех мест было занято только два — к счастью, никаких студентов в ближайшие сорок минут.
Шейла разложила вещи на свободном сиденье, достала из сумки расческу и принялась расчесывать чуть завивающиеся на концах волосы. Она смотрела в окно и когда раздался сигнал об отправлении, и когда поезд тронулся с места.
Я откашлялся, но никакой реакции не последовало.
— Вы так и будете меня игнорировать? — спросил я, окончательно потеряв терпение.
— По-вашему, мне надо любоваться вашим прелестным ликом целый день? — Она все-таки посмотрела на меня, но уже далеко не с тем уважением, которое я видел в ней в день знакомства. Раньше я был для нее специалистом своего дела, а сегодня — просто мужчиной с дурным характером.
— Мисс Уилан…
— Мистер Бирн, — перебила она меня, явно ехидничая над моей манерой разговора.
— Я всего лишь хотел напомнить о сэндвиче.
Шейла вздохнула.
— Я бы продолжила делать вид, что не выношу вашего присутствия, но я слишком голодна. Давайте сюда ваш сэндвич. Опять не стали класть маринованные огурцы?
— Простите, но это извращение. — Я представил себе склизкий соленый овощ и мысленно содрогнулся.
Приняв у меня из рук сверток из вощеной бумаги, Шейла открыла его и принюхалась.
— Точно, никаких огурцов, — сказала она с сожалением. — Те, кто не едят соленые овощи, не имеют ни вкуса, ни сердца.
— Тогда я отлично подхожу под описание, — согласился я.
Шейла засмеялась.
— Мой брат… — она замялась, — …такой же.
— Тоже бессердечный негодяй?
Она покачала головой и надкусила сэндвич. Прожевав, посмотрела на меня из-под бровей.
— Тоже не уважает маринады. — Шейла проглотила еще один приличный кусок, и я буквально увидел, как злость покидает ее. — Мистер Бирн, давайте не будем ругаться, а?