— Она упорхнула в лес.
— Это была Корнелия, я готов побиться об заклад. Беньямин немного боится темноты, вот ему и показалось.
— А я хотел бы быть на его месте! Он ел хлеб консула день за днём в течение двух недель. От этого у него завелись деньжата, нужды нет, что теперь это прошло.
Теперь это прошло. Гараж был отстроен, и даже автомобиль прибыл. И шеф и Август ездили на пробу со знающим человеком с Юга, и оба с блеском заслужили свои удостоверения. Таким образом Беньямин сделался лишним, и Август отказал ему. Они расстались без тени благосклонности со стороны Августа. Беньямин получил свою отставку, написанную чёрным по белому.
В сущности Августа очень забавляла эта работа, — создание салона для автомобиля, будуара со стенами из плит, стального цвета. Лучшим его помощником был Беньямин, этот славный малый из Северной деревни, избранник Корнелии, которым он мог командовать и распоряжаться. Конечно, он завидовал молодому человеку, и хотя Корнелия была так же далека от него, как на небе звезда, всё же он преследовал Беньямина своей нелепой ревностью.
— У тебя ведь есть двор, почему же ты не женишься? — с заметным недовольством спрашивал Август.
— У меня нет двора, — отвечал Беньямин, — это двор отца.
— Дрянной двор, насколько я знаю, как все дворишки здесь в окрестности.
— Нет, это хороший двор, могу вас уверить.
— Там растут апельсины?
— И красивый двор, — продолжает невозмутимо Беньямин. — Вам непременно нужно придти и поглядеть наш двор.
Август фыркает:
— Будто мне нечего больше делать, как ходить и глядеть!
— У нас четыре коровы и лошадь. Немного найдётся таких крестьян, у кого больше.
Август зафыркал ещё громче:
— А я был в одном имении в Америке, где было три миллиона голов окота.
— Ну, это я даже и не понимаю.
— Тебе бы следовало жениться на девушке из этой твоей Северной деревни — и дело с концом.
Беньямин: — Она не из Северной деревни, а из Южной.
Август всё не унимался:
— Ну, это ещё не известно!
— То есть как?
— Дело в том, что работа у меня кончена. Тебе незачем больше приходить сюда.
— Так, значит, кончена?
— Да. Слышишь ты?
— Ну что ж, — сказал Беньямин, — кончена, так кончена. Но если я понадоблюсь вам когда-нибудь потом, то, пожалуйста, пошлите за мной.
Август: — Ты мне не понадобишься. Да, что это я хотел сказать? Я не понимаю, чего ты ждёшь. Ты ведь уж достаточно взрослый. В твоём возрасте я овдовел уже во второй раз. Может быть, у тебя нет даже невесты?
— Как же — нет? Тут нечего скрывать: у меня есть девушка, которую я люблю, и которая в свою очередь любит меня. Это та самая, которую зовут Корнелией.
— Я этого не знаю.
— Как же так?
— Разве ты танцуешь с нею? А на святках разве она сидит у тебя на коленях?
— Вы такой странный со мной! — говорит Беньямин.
— И вы охотно пьёте кофе из одной чашки?
Беньямин улыбается:
— Это бывает. Но почему вы спрашиваете об этом?
— Эти рождественские танцы — настоящая чертовщина и один грех. Меня ты там никогда не увидишь.
— Но и вы, вероятно, в молодости принимали в них участие?
— Нет, — говорит Август, — я считал это недостойным себя. В молодости? Я и сейчас ещё не стар для этого, — можешь не беспокоиться. Ты думаешь, вероятно, что ты один молод, но ты бы поглядел на меня в большом заграничном зале. Стоило мне только появиться, и никто не смел ступить па паркет! Передай это Корнелии от меня.
— А вы её знаете?
— Скажи, пожалуйста, чего ты тут стоишь и задерживаешь меня? Я же сказал, чтобы ты шёл.
