Август вынул бумажник, — только теперь он вынул свой бумажник! Это было седьмое чудо света, а не бумажник: он был совершенно переполнен и раздут от крупных денежных ассигнаций! Восклицания раздались в избе, Август хорошо заметил это, а Корнелия испустила драгоценный вздох: «А-а!». В открытом окне показалось лицо, лицо Гендрика.
Август выложил три сотенных бумажки на стол.
Уничтоженный Тобиас напрасно ощупывал пустые карманы:
— Я, к сожалению, никак не могу дать вам сдачи.
Августу только головой тряхнул:
— Это не к спеху.
Лицо в окне исчезло. Гендрик быстро вошёл в избу.
— Простите меня, — сказал он.
Всё семейство здорово рассердилось. Тобиас сейчас же спрятал крупные ассигнации. Конечно, не следовало бы продавать овец при открытом окне: вот заявился Гендрик и мешает им, хотя он мог бы держать себя лучше, так как крестился вторично. И что ему от них надо? Корнелия готова была так прямо и спросить его: до того она рассердилась. Потому что Гендрик вовсе не был её любезным в данное время.
Бедный Гендрик! Он, вероятно, заметил враждебное к себе отношение со всех сторон, но всё-таки осмелился произнести несколько слов:
— Сколько возов сена убрали вы сегодня?
Никто не ответил. Корнелия вошла в каморку, мать её опять принялась прясть.
— У нас убрали только четыре воза, — сказал он, чтобы совсем не потеряться от конфуза.
Август не был злым, и ему не понравилось, как отнеслись к юноше. Что из этого, что он стоял у окна и увидал его бумажник? Его стоило поглядеть. Кроме того, Корнелия могла бы посидеть тут и повздыхать ещё, вместо того чтобы, как ни в чём не бывало, уходить в свою каморку. Он убедился, что дверь к ней осталась открытой, и обратился к Гендрику:
— Сколько у вас овец?
— Овец? — Гендрик пересчитал их. — Да будет, вероятно, штук десять-двенадцать. А вы покупаете овец?
— Да, — сказал Август, — я покупаю овец.
Это поставило Гендрика в тупик.
— Мы, пожалуй, охотно продадим. Сколько вы даёте?
— Я плачу двадцать семь крон за овцу, барана или ягнёнка, — сообщил Август.
Гендрик так и подскочил на месте: такой цены не было ни разу за все годы, прямо-таки подарок с неба!
— Не будете ли вы так добры подождать, пока я сбегаю за отцом? — спросил он.
Август кивнул головой в знак согласия. Тут из своей каморки быстро вышла Корнелия в сопровождении брата.
— Поторопись же, Маттис! — попросила она и выпроводила его за дверь.
Мать спросила:
— В чём дело? Куда ты послала его?
— Он побежал в Северную деревню по тому делу, ты ведь знаешь, — отвечала Корнелия.
— По какому делу?
На лице Тобиаса отразилось нестерпимое страдание, и жена опять остановила прялку и с беспокойством взглянула на него: так, значит, этой торговой сделке не суждено было свершиться в тайне, без того, чтобы и другие не воспользовались и не продали своих овец по той же самой бессовестной цене. Какое горе!
— Что вы делаете? — огорчённо спросил Тобиас. — Неужели вы каждому собираетесь платить по двадцати семи крон за штуку?
— Сегодня это моя цена, — отвечал Август.
Боже, до чего приятно снова быть господином и держать в своих руках судьбы людей! Он вовсе не думал скупать овец, чёрт возьми, вовсе не думал, — овцы не серебряный рудник и не сто тысяч быков. Не выдерживают никакого сравнения. Но если как раз сейчас не предвиделось возможности купить нарядную яхту или клочок земли в Боливии, он не намерен отступать от простой купли овец.
И тотчас в голове у Августа стали возникать планы: из вежливости он поговорит с консулом Гордоном Тидеманом, во всяком случае, заручится его позволением пасти на Овечьей горе, потом он будет всё покупать и покупать овец, они здорово разжиреют к осени; Иерн Матильдесен и его жена будут их пасти. Осенью он не будет их резать, он будет их разводить, разводить из года в год: в горах найдётся место для десяти тысяч овец; со временем он выстроит обширные хлева для овечьих отар и купит целую милю болота, чтобы иметь зимний корм. Паулина ничего не может иметь против такого рода деятельности: она любит животных, и у неё у самой есть овцы. О боже, сколько будет овец, мяса, шерсти!..
Но вот по дороге показались Гендрик и его отец, они бегут со всех ног. Тобиас и его жена смеются, глядя на них с презрительной гримасой, и Корнелия ядовито замечает:
— Они бегут, точно за ними гонятся!
Эта Корнелия во многих отношениях удивительная девушка. Гендрик и его отец, запыхавшись, входят в избу, и Тобиас ради приличия принуждён предложить сесть своему соседу.
— Нет, я не буду сидеть. Да ты, верно, успел убрать всё сухое сено, Тобиас?
Август прервал его:
— Сколько ты овец продаёшь?
Такой прямой вопрос огорошивает крестьянина, и он затевает разговор:
