— Ну что ж, пусть твой отец придёт.
— Дело в том, что он меня просил сделать это за него.
— У тебя есть письменная доверенность? — спросил Август.
— Нет, письменной как раз у меня нет, но...
— Но ведь Беньямин получит отцовский двор и все такое, — пояснил Тобиас.
— Тем лучше для него, — коротко оборвал Август.
Он был резок оттого, что ему не удалось свидание с глазу на глаз с Корнелией, и оттого, что приближался вечер и он был голоден и утомлён. К довершению всего Корнелия показалась в дверях спаленки гораздо более принаряженной, чем была до тех пор, даже с серебряным сердечком на цепочке вокруг шеи.
— Значит, торг у нас не состоится? — добродушно спросил Беньямин.
— Нет, — сказал Август и поглядел на часы.
— Вы же не станете делать различие? — сказала Корнелия с порога спаленки.
Чертовская Корнелия, она умела постоять за себя!
— Может быть, я буду делать большое различие, — отвечал Август. — Двадцать семь крон — это моя сегодняшняя цена, но после того как я посмотрю цены за границей и прочту все присланные мне телеграммы, то очень возможно, что завтра я буду платить только двадцать крон.
— Не может быть! — сказала Корнелия и совсем близко подошла к нему. — Нет, вы не захотите делать разницу между Беньямином и Гендриком, я в этом уверена.
Теперь бы он, пожалуй, несмотря на всё, сдался, потому что у неё опять были её просящие глаза, и серебряное сердечко на цепочке было дрянь, это не золотое сердечко, он бы мог сказать: «Хорошо, я беру твоих овец, Беньямин. Сколько их?» Но у него не было денег, и если б он стал просить открыть ему кредит до завтра, то они, пожалуй, не поверили бы, что он так богат. Более чем за восемь овец, он не мог заплатить, а у Беньямина их могло быть двенадцать. Он опять поглядел на часы, встал и сказал:
— У меня деловое свидание. — И, обернувшись к Беньямину, добавил: — Приходи с отцом ко мне на квартиру, в дом консула, завтра, в одиннадцать часов! Сколько у вас овец?
— Семь.
Он был спасён. Он опять сел и сказал недовольным голосом:
— Семь овец! Из-за таких пустяков не стоит беспокоить твоего отца. Я видывал стада в тридцать тысяч голов. Ты только задерживаешь людей, у меня очень важное свидание. И к тому же нет бумаги для контракта.
Корнелия принесла бумагу:
— Я как раз нашла этот последний листок!
Ну и чертёнок же эта Корнелия! Настоящий клад для того, кому она достанется.
Пока Август писал, остальные не должны были говорить. Он сейчас же остановил их болтовню:
— Так что же, писать мне этот документ, или нет?
Две сотенных бумажки появились на столе.
— А нет ли у нас кофе для дорогих гостей? — спросил Тобиас.
— Как же, но у нас только тёмный сахар, — отвечала жена.
Август встал, в десятый раз выхватил из кармана часы, пожелал спокойной ночи и вышел. Тобиас пошёл его проводить, больше никто: Корнелия не пошла. По мнению Августа, она могла бы его проводить.
— Я бы хотел поговорить с вами об одной вещи, — сказал Тобиас. — Может быть, вы не побрезгуете бросить взгляд в эту закуту?
Август сунул туда голову и спросил:
— Что здесь такое?
— Взгляните на эту овчину. Может быть, вам угодно купить её?
— Нет, — сказал Август.
— Ну да, этого и нельзя было ожидать. Но это отличная овчина, и последний, кто укрывался ею, был тот самый евангелист, который вас крестил. И потом вы бы быстро перепродали её.
Август покачал головой.
— Вы же покупаете овец, поэтому я подумал, что вы купите у меня эту замечательную овчину. Но этого нечего было ожидать. И потом вам, конечно, не нужна ни одна из всех моих вещей. Да у меня и нет никаких вещей, я до того припёрт к стене, что не знаю, куда мне деться. А когда понадобилась помощь вдове Солмунда, то ведь они не постеснялись придти ко мне в дом и потребовать, чтобы я купил билеты на какой-то увеселительный вечер, как они это называют, и пришлось выбросить три кроны. И так каждый день и каждый час всякие расходы...
Август поглядел на часы.
— Я не стану вас задерживать, — сказал Тобиас. — И стыдно так прямо просить вас, но сосед мой получил четыреста крон, а на меня пришлось только триста. Не то чтобы я завидовал ему...
— Но у него же было на четыре овцы больше, чем у тебя!
— Да. Не сердитесь на меня, но он всё-таки получил на целую сотню больше, чем я. И при этом ведь он меня же должен благодарить, потому что вы начали с меня. Поэтому я и решил, — если б вы заплатили мне сейчас за зимний корм...
— Нет, — сказал Август и пошёл.