– Не говори глупостей, Рори, – возразила Моника. – А леди Агата?
Миссис Спотсворт сразу оживилась.
– Кто была леди Агата?
– Супруга сэра Карадока Крестоносца. Ее несколько раз видели в разрушенной часовне.
– Чудесно! Великолепно! – обрадовалась миссис Спотсворт. – А теперь позвольте мне отвести вас в Длинную галерею. Не говорите, где это. Посмотрим, смогу ли я сама ее разыскать.
Она закрыла глаза, прижала кончики пальцев к вискам, постояла так и, снова открыв глаза, пошла вперед. Когда она подошла к двери, на пороге появился Дживс.
– Прошу прощения, милорд.
– Да, Дживс?
– Я касательно собаки миссис Спотсворт, милорд. Хотелось бы знать часы кормления и диету.
– Помона ест все, что дадут, – ответила миссис Спотсворт. – Вообще ее обеденное время – пять часов, но к нарушениям режима она относится спокойно.
– Благодарю вас, мадам.
– А сейчас я должна сосредоточиться. Это будет проверкой. – Миссис Спотсворт опять приложила кончики пальцев к вискам. – Идите следом за мной, Моника. И ты тоже, Билликен. Я отведу вас прямо в Длинную галерею.
Процессия удалилась из гостиной, и Рори, внимательно посмотрев ей вслед, сказал Дживсу, пожимая плечами:
– Ненормальная дамочка, а?
– Леди действительно кажется не совсем соответствующей общепринятым нормам, сэр Родерик.
– Совершенно тронутая. Вот что я вам скажу, Дживс. У нас в «Харридже» такого бы не потерпели.
– Нет, сэр?
– Никогда! Если бы эта миссис, как бишь ее, пришла бы, скажем, в секцию «Пирожные, печенье и кондитерские изделия» и вздумала бы вести себя таким образом, охранники тут же ухватили бы ее сзади за брюки и вышвырнули вон, прежде чем она договорит первую глупость.
– Вот как, сэр Родерик?
– Можете мне поверить, Дживс. Я сам пережил нечто подобное, когда только поступил туда работать. Стою за прилавком однажды утром, я тогда был в секции «Бутылки, фляги и принадлежности для пикника», и появляется женщина, хорошо одетая, с виду вполне порядочная, ничем не бросается в глаза, единственное только – на голове у нее пожарный шлем. Я принимаюсь ее вежливо обслуживать. «Доброе утро, мэм, – говорю, – чем могу быть вам полезен? Что-нибудь для пикников? Бутылочку? Кувшинчик?» А она так пристально на меня взглянула. «Ты что же, интересуешься бутылками, гаргулья?» – это она меня так почему-то обозвала. «Да, мэм, интересуюсь», – отвечаю. «Тогда что скажешь вот на эту?» – И, схватив огромный графин, с размаху опускает его туда, где должен бы быть мой лоб, только я успел отпрянуть, как нимфа, которую застали врасплох за купанием. Графин грохнулся о прилавок и вдребезги. Этого с меня было довольно. Я поманил охранников, и они ее удалили.
– Весьма неприятный случай, сэр Родерик.
– Да, признаюсь, я был ошарашен. Чуть было не подал заявление об уходе. Выяснилось, что эта дама только что получила большое наследство от богатого австралийского дядюшки и, как следствие, повредилась умом. Наверно, с нашей гостьей стряслось нечто в том же роде. Унаследовала миллионы от целой роты покойных мужей, по рассказам моей жены, и на этом основании спятила. Незаработанные деньги, они до добра не доведут. Нет ничего лучше, как самому зарабатывать свой хлеб. С тех пор как я вступил в ряды пролетариев, я стал гораздо более достойным человеком.
– Вы держитесь тех же взглядов, что и Стратфордский бард, сэр Родерик. «По делам достаются призы».
– Вот именно. Совершенно верно. Кстати, о призах, как насчет завтрашнего дня?
– Насчет завтрашнего дня, сэр Родерик?
– Дерби. Вам известно что-нибудь?
– Боюсь, что нет, сэр Родерик. Там кто только не принимает участие. Фаворит, насколько я знаю, – Voleur[52] месье Буссака. Ставка вчера на вечерней перекличке была пятнадцать против двух и может сократиться до шести или даже пяти перед стартом. Однако данная лошадь немного мелковата и тонка в кости для столь сурового испытания. Впрочем, всем известны случаи, когда такие недостатки преодолевались. На память приходит Манна, победительница 25-го года, и Гиперион, тоже некрупная лошадка, которая побила прежний рекорд, принадлежавший Летучей Лисице, преодолев дистанцию за две минуты тридцать четыре секунды.
Рори взирал на него с глубоким уважением.
– Ну и ну, Дживс! Вы знаток.
– Хочется быть au courant[53] в этих делах, сэр. Они составляют, я бы сказал, существенную часть образования.
– Я, безусловно, еще поговорю с вами завтра, прежде чем сделаю ставку.
– Буду рад оказать вам услугу, сэр Родерик, – любезно отозвался Дживс и бесшумно потек вон из гостиной, оставив Рори в одиночестве переживать знакомое всем, кому случалось общаться с этим великим человеком, чувство соприкосновения с неким добрым, мудрым духом, в чьи надежные руки можно без колебаний передать все свои заботы.
Спустя минуту или две возвратилась Моника, вид у нее был немного загнанный.
– А вот и ты, старушка, – приветствовал ее муж. – Вернулась из путешествия? Отыскала она эту чертову галерею?
Моника безрадостно кивнула:
– Да. Но не прежде, чем потаскала нас по всему дому. Сначала она, по ее словам, потеряла влияние. Но все-таки это успех, через триста-то лет.
– Я только сейчас говорил Дживсу, что эта дамочка сильно не в себе. Как у нас говорят, с большим приветом. Кстати, почему это считается, что привет может довести человека до помешательства? Теперь, когда она заехала в нашу страну, ей скоро начнут, я думаю, приходить приветы и выгодные приглашения из Бедлама и прочих подобных заведений. А куда девался Билл?
– Не выдержал и сошел с дорожки. Испарился. Я думаю, пошел переодеваться к обеду.
– А в каком он был настроении?
– Глаза остекленелые, и вздрагивал при каждом шорохе.
