— Нет… Почему вы так думаете, Софья Львовна?

— Бр-ритый… И потом… популяр-рен очень… — Она сделала брезгливую мину. её р так и раскатилось.

Техник радостно засмеялся.

— Да… Его любят… Это очень талантливый человек… Пока любитель… И в ***ском банке служит. Но наверно на сцене будет… Он сибиряк, из раскольничьей богатой семьи… Его в Сибирском комитете очень ценят, — пояснил он, обращаясь уже к Иванцову.

— Он был вольнослушателем при университете?

— Был, кажется… Вообще, интересный человек… Он недавно из-за границы вернулся… Что-то четыре года там провел…

Иванцов с любопытством следил за редактором «Вестника», который, принимая от Тобольцева пакет с деньгами, сконфуженно и почтительно благодарил.

Тобольцев отошел уже, когда редактор крикнул вслед:

— Как напечатать прикажете? От вашего имени?

— Помилуй Бог! — засмеялся тот. делая широкий жест. — Разве это мои деньги?

— Чем могу служить? — вежливо обернулся он в третий раз к подходившему опять Иванцову. Они двинулись с кладбища. Линейки, полные народа, уже отъезжали.

— Не хотите ли со мною?.. Я еду на службу. Подвезу вас…

Студент конфузливо уселся в прекрасную пролетку, которая, мягко подпрыгивая на резиновых шинах, скоро обогнала редактора со вдовою, трусивших на плохом извозчике, линейку с ребятами и старушкою, всю толпу провожатых. Тобольцев поминутно раскланивался, приподымая шляпу. Студент рассеянно разглядывал затылок лихача, прекрасную обувь и щегольские брюки этого купеческого сынка. Как это все не вязалось с тем, что он слышал о нем! Но репутация этого щеголя была так высока, что студент простил ему «буржуазную» внешность и без малейшего колебания передал ему суть дела.

У них сейчас на руках две барышни, бывшие курсистки. Одна — дочь генерала, но семья торжественно отреклась от заблудшей овцы. Долго обе они «сидели», одна совсем безвинно; долго их гоняли по разным городам; теперь выпустили, разрешив жительство в столице. Одной двадцать один год, другой того меньше. С семнадцати лет она уже была под надзором. Бывшая сельская учительница. Теперь обе больны. Одна вся в ревматизмах, другая в острой истерии… Припадки, галлюцинации, судороги… затылок с пятками сходится. Прямо ужас берет смотреть на нее!.. И потом, кажется, наследственная чахотка. Обеих надо бы в Крым, вообще на юг… А у них, конечно, ни гроша. Приютили их тут у одной курсистки на частной квартире; пробыли они сутки. После первого же припадка хозяйка закричала: «Вон! Все вон!.. В полицию заявлю, если комнату не очистите!»

— Ну и вас, конечно, ко мне направили?

— Да… Именно к вам…

— Отлично!.. Давайте их обеих! Квартира у меня большая…

— Мне говорили… Может, подписка?

— Соберу, соберу… Вы не беспокойтесь! У меня среди купцов есть знакомства. Нагреем их… Только вот раньше покажем барышень хорошему доктору. Куда он их пошлет?

— Их, знаете, одних нельзя оставить. Совсем неприспособленные обе, точно дети… Уход бы нужен.

— Не беспокойтесь! У меня нянюшка живет. Чистый клад…

— Вы женаты?

— Помилуй Бог! — Тобольцев засмеялся так заразительно, — что и у студента лицо расплылось в улыбке. — Я ещё жизнью дорожу… По мне что женился, что удавился — одна цена… Стой, Сергей!.. Честь имею кланяться!.. Милости просим всегда. И поболтать и по делу…

— А вас когда застать можно?

Брови Тобольцева дрогнули, и он как-то беспомощно развел руками.

— Вот уж, знаете… Меня обыкновенно ловят в обеденный час… Так от пяти до шести… Но обещать не могу…

Иванцов рассмеялся совсем уж весело и добродушно.

— Вот удача, значит, что встретились на похоронах! Мне дали ваш адрес. У вас сейчас там Шебуев живет…

— Кто-с? — встрепенулся Тобольцев.

Студент покраснел и понизил голос.

— Да вот тот самый… Из Киева… Вы же знаете? Дня три назад, как приехал. Нелегальный…

— А! Да!., да!., да!.. Так теперь его фамилия Шебуев? — задумчиво спросил Тобольцев. Вдруг глаза его заиграли опять. — Вы, пожалуйста, на меня не Удивляйтесь… Ко мне столькие приходят, ночуют, живут… Все чудесный народ… Но для меня… Nomina sunt odiosa…[6]

Оба расхохотались.

— Так я их сейчас привезу, — уже совсем доверчиво сказал студент. — Боюсь только вот прислуги вашей…

— Полноте… Что вы? Моя нянюшка — человек привычный. Скажите прямо: от Андрея Кириллыча… А я к пяти сам буду, с доктором, может быть… Вот вам на всякий случай моя карточка. До свидания!

Тяжелая дверь парадного подъезда поглотила статную фигуру.

Студент, улыбаясь бессознательно, шел по мокрой панели, под сеявшим дождем, и ему казалось, что он давно знает этого обаятельного человека. И он думал: «Ну, можно ли падать духом, когда тут, рядом, среди нас, есть такие люди?!»

II

Тобольцев не обманул и в пять часов приехал. Доктора он не застал, но оставил ему письмо.

Ему отворила наняюшка, Анфиса Ниловна, сгорбленная старушка с крошечным личиком, темным как у иконы, вся в черном, в «головке»[7]… Она укоризненно поглядела на своего беспутного любимца, а он виновато улыбнулся ей, вешая пальто. Из столовой неслись звон ножей, громкий смех и женские голоса.

— Мало того, что на всех диванах у тебя проходимцы спят, — зашамкала нянюшка, — всю квартиру запакостили… Двух девок привезли. Неужто тут ночевать будут? Ты бы маменьку посовестился огорчать. Неравно приедет завтра… Страмота!

Тобольцев нетерпеливо взъерошил кудри, но сдержался и ласково потрепал старушку по плечу.

— Нянечка, милая… Вы нам лучше о самоварчике позаботьтесь своевременно. А насчет маменьки не беспокойтесь! Я к ней сам загляну после обедни. Устройте барышень в моей спальне…

— Вот те раз!.. Ты-то где будешь?

— Не ваша печаль, миленькая… Не пропаду, Бог паст1 А вот тут одна больна)я есть…

— Б-о-л-ь-н-а-я?.. Что твоя корова одна-то… Ишь, ишь как ржут! Нешто такие бывают больные?

Из столовой долетел взрыв раскатистого женского смеха.

Тобольцев обнял шею старушки.

— Да, нянечка… И очень даже больная. Коли доктор (он скоро будет) велит за сиделкой послать, вы того студента направьте… Знаете, черный такой?

— Который в столовой дрыхнет? — тоном ниже спросила няня, прижимаясь морщинистой щекой к его руке.

— Нет… Тот, который в кабинете, на кушетке, Дмитриев… Наш с вами земляк…