– Если ты расскажешь мне, что она за девушка, я буду знать, что думать.

– Полагаю, она очень хороший человек. Я не слышала о ней ничего дурного.

Перед тем как окончание пьесы прервало их беседу, Элизабет была обрадована неожиданным приглашением поехать вместе со своими дядей и тетей в небольшое путешествие, которое они планировали совершить летом.

– Мы еще не решили, как далеко заберемся, – сказала миссис Гардинер, – но, возможно, доедем до самого Озерного края.

Ничего более приятного Элизабет и вообразить себе не могла и тотчас же с огромной признательностью приняла приглашение.

– Дорогая, дорогая тетушка! – с восторгом вскричала она. – Какая прелесть! Как дивно! Вы одарили меня новой жизнью и свежими силами! Прощайте разочарование и хандра! Что такое мужчины в сравнении с горами и скалами? О, я предвкушаю бои на вершинах гор! И скольких оленей мы завалим лишь при помощи наших кинжалов и стремительных ног! О, как мы ублажим Будду, припав к земной гармонии!

На следующий день каждый миг поездки приносил Элизабет новые и интересные впечатления. Они мчались в Хансфорд с новым кучером и удвоенным числом вооруженных охранников. На этот раз, к счастью, путешествие оказалось благополучным, и, едва въехав в Хансфорд, они сразу принялись высматривать дом священника, ожидая увидеть его за каждым поворотом. С одной стороны дороги тянулась ограда Розингс-парка. Припомнив все, что она слышала о его хозяевах, Элизабет улыбнулась.

Наконец вдали показался дом мистера Коллинза. Дом, окруженный садом, спускающимся к самой дороге, зеленый заборчик, живая изгородь – все свидетельствовало о том, что они на месте. Элизабет сразу почувствовала себя спокойно, поскольку о зомби в Хансфорде не было слышно вот уже много лет. Многие приписывали это присутствию леди Кэтрин де Бэр – столь великой воительницы, что сраженные недугом не осмеливались даже приближаться к ее дому.

В дверях показались мистер Коллинз и Шарлотта, и экипаж остановился у небольших ворот, за которыми начиналась усыпанная гравием дорожка, ведущая к дому. Завидев друг друга, все принялись кивать и улыбаться, и вот уже путешественники вышли из кареты, радуясь встрече. Но когда миссис Коллинз поприветствовала Элизабет, та была весьма опечалена ее видом. Она не видела Шарлотту несколько месяцев, и эти месяцы сказались на ней не самым лучшим образом: кожа на лице ее подруги заметно посерела и была покрыта язвами, речь стала ужасающе неразборчивой. То, что этого не замечали другие, Элизабет приписывала лишь их непроходимой глупости – в особенности это касалось мистера Коллинза, который, очевидно, даже не подозревал, что его жена на три четверти мертва.

Их провели в дом, и едва они очутились в гостиной, как мистер Коллинз с чрезмерной пышностью во второй раз поприветствовал их в своем скромном жилище и настойчиво повторил приглашение своей супруги подкрепиться с дороги.

Элизабет была готова узреть мистера Коллинза во всем его блеске и не могла отделаться от мысли, что, расписывая размеры комнаты, мебель и вид из окон, он прежде всего обращался к ней, как бы намекая на то, сколько она потеряла, отказавшись стать его женой. Но хотя все казалось уютным и опрятным, ей так и не удалось вознаградить мистера Коллинза даже вздохом сожаления. После того как они просидели в гостиной достаточно долго, чтобы восхититься каждым предметом обстановки, мистер Коллинз пригласил их прогуляться по саду. Работа в саду была одним из самых достойных его развлечений, и Элизабет оценила попытки Шарлотты порассуждать о том, как это полезно для здоровья, хотя понять, что она говорит, было довольно затруднительно.

Из сада мистер Коллинз хотел провести их по двум своим лугам, но дамы, чья обувь не была пригодна для прогулок по заиндевелой траве, повернули обратно, и пока сэр Уильям сопровождал мистера Коллинза, Шарлотта провела подругу и сестру по дому. Он был небольшим, зато удобным и отлично выстроенным. Но хотя Элизабет и радовалась, что ее подруга благополучно устроилась, печаль не покидала ее, поскольку Шарлотте недолго оставалось наслаждаться своим счастьем.

Ей уже сообщили, что леди Кэтрин еще в Розингсе. Во второй раз она услышала об этом за обедом, когда присоединившийся к ним мистер Коллинз заявил:

– Да, мисс Элизабет, в ближайшее воскресенье вы удостоитесь чести лицезреть леди Кэтрин де Бэр в церкви, и думаю, нет нужды упоминать о том, в какой вы придете восторг. Она невероятно любезна с моей дорогой Шарлоттой. Два раза в неделю мы обедаем в Розингсе, и нас ни за что не отпускают домой пешком. Ее светлость всегда велит заложить для нас свой экипаж. Точнее, один из своих экипажей, так как у нее их несколько.

– Деди Кэфрин вефьма почтенная… умная дама, – провыла Шарлотта, – и заботливая фофедка.

– Истинно так, моя дорогая, я это всегда говорю. Она из тех людей, уважение к которым просто не может быть чрезмерным.

Поскольку весь обед проходил в такой манере, Элизабет то и дело поглядывала на Шарлотту, которая, склонившись над тарелкой, ложкой заталкивала гусятину и подливу куда-то в направлении рта, впрочем, без особого успеха. Пока она проделывала это, лопнул один из нарывов у нее под глазом и кровавый гной заструился по ее щеке, попав в рот. Очевидно, добавка пришлась ей по вкусу, поскольку взмахи ложкой заметно участились. Элизабет, однако, не удержалась, и ее слегка стошнило в носовой платок.

Остаток вечера прошел в разговорах о новостях из Хартфордшира и пересказах того, что уже было изложено в письмах. Затем, уединившись наконец в своей комнате, Элизабет смогла как следует поразмыслить о том, насколько ухудшилось состояние Шарлотты и почему никто, даже такой великий борец с зомби, как леди Кэтрин, этого не замечает.

На следующий день где-то после полудня, когда Элизабет переодевалась у себя в комнате для прогулки, внезапный шум снизу, казалось, переполошил весь дом, и стоило ей прислушаться, как кто-то в безумной спешке взлетел вверх по лестнице, выкликая ее имя. Элизабет схватила катану, распахнула дверь и столкнулась с Марией, которая воскликнула:

– О, Элиза, дорогая! Скорее иди в столовую, прошу тебя! Там такое творится! Ничего не буду тебе говорить, поторопись и спускайся сию же минуту!

Поскольку Мария больше ничего не сказала, они обе побежали в столовую, окна которой выходили на дорогу, чтобы увидеть то, что ее так поразило. Оказалось, всего-навсего две дамы в фаэтоне остановились у ворот.

– И это все?! – вскричала Элизабет. – Я ожидала увидеть по меньшей мере дюжину неприличностей, а это всего лишь леди Кэтрин с дочерью.

– Ну что ты, Лиззи, милочка, – сказала Мария, пораженная ее оплошностью, – это не леди Кэтрин. Пожилая дама – миссис Дженкинсон, приживалка, а вторая леди – мисс де Бэр. Какая она хрупкая! Кто бы мог подумать, что она так худа и мала ростом?

– Весьма невежливо с ее стороны держать Шарлотту на таком ветру. Отчего бы ей не зайти в дом?

– О, Шарлотта говорит, она почти никогда не заходит. А когда удостаивает такой чести, то это величайшая милость с ее стороны.

– Она мне нравится, – сказала Элизабет, вдруг кое-что вспомнив. – На вид она тщедушна и угрюма. Прекрасно подойдет мистеру Дарси. Идеальная партия для него.

Мистер Коллинз с Шарлоттой стояли у ворот, разговаривая с дамами, а сэр Уильям застыл в дверях, созерцая явленное ему величие и беспрестанно кланяясь, стоило мисс де Бэр посмотреть в его сторону, чем немало позабавил Элизабет. Наконец темы для беседы были исчерпаны, дамы поехали дальше, и все вернулись в дом. Едва увидев обеих девушек, мистер Коллинз бросился поздравлять их с выпавшей им удачей, сообщив, что все они приглашены назавтра к обеду в Розингс. Очевидно преисполнившись восторга, Шарлотта повалилась на землю и принялась запихивать в рот охапки хрустящих осенних листьев.

– Признаюсь, – сказал мистер Коллинз, – меня бы не удивило, если бы ее светлость позвала нас провести воскресный вечер в Розингсе и выпить чаю. Зная о ее предупредительности, я даже на это рассчитывал. Но кто бы мог подумать, что вам окажут столько внимания? Вообразить только – вы недавно приехали и уже получили приглашение к обеду!

– Меня все это не так удивило, – откликнулся сэр Уильям, – ведь о ее безупречных манерах и непревзойденном владении боевыми искусствами наслышана вся европейская знать.

На следующее утро только и разговоров было, что о визите в Розингс. Мистер Коллинз дотошно перечислял все, что им предстояло увидеть, дабы великолепие комнат, обилие прислуги, личная охрана леди Кэтрин из двадцати пяти ниндзя и роскошнейший из обедов не слишком ошеломили их.

Перед тем как дамы ушли переодеваться, он сказал Элизабет:

– Дражайшая кузина, не беспокойтесь по поводу своего наряда. Леди Кэтрин не требует от нас такого же изящества в одежде, какое столь свойственно ей и ее дочери. Я бы посоветовал вам просто надеть самое приличное из ваших платьев – большего не потребуется. Леди Кэтрин не станет думать о вас хуже, если вы будете скромно одеты, впрочем, ее мнения не поколеблет и то, что ваши боевые навыки не выдерживают никакого сравнения с ее мастерством.

Услышав такое оскорбление, Элизабет сжала кулаки, но из привязанности к своей на три четверти мертвой подруге придержала и язык, и меч.

Пока они одевались, он то и дело подходил к дверям их комнат и просил их поторопиться, поскольку леди Кэтрин не любит дожидаться никого к обеду. Стояла прекрасная погода, и они с удовольствием прошли пешком около полумили через парк.

Пока гости поднимались по ступеням, ведущим в холл, тревога Марии возрастала с каждым мгновением, и даже сэр Уильям с трудом сохранял спокойствие. Элизабет, напротив, не утратила присутствия духа, хоть ее потчевали историями о талантах леди Кэтрин с тех самых пор, как она взяла в руки свой первый клинок. Ее не пугала встреча с человеком, превосходящим ее в богатстве и знатности, однако сам вид женщины, которая сразила девяносто живых мертвецов при помощи одного лишь промокшего под дождем конверта, мог быть довольно устрашающим.

Миновав переднюю, они последовали за слугами в комнату, где сидели леди Кэтрин с дочерью и миссис Дженкинсон. Ее светлость, с видом величайшего снисхождения, поднялась им навстречу, и поскольку миссис Коллинз условилась с супругом, что возьмет на себя церемонию представления, то не обошлось без трудностей – Шарлотта изо всех сил пыталась говорить внятно.

Несмотря на то что сэру Уильяму доводилось посещать дворец Сент-Джеймс, он был сражен окружающим великолепием, и ему хватило духу лишь на то, чтобы отвесить очень низкий поклон и молча усесться на отведенное ему место. Его дочь, перепуганная чуть ли не до обморока, примостилась на краешке стула, не зная, куда глядеть. Элизабет чувствовала себя вполне уверенно и принялась спокойно рассматривать сидевших перед нею дам. Леди Кэтрин оказалась высокой дородной женщиной с резкими чертами лица, которое, возможно, когда-то было привлекательным. Ее фигура, некогда безупречная, с годами слегка расплылась, но пронзительный взор в точности соответствовал описаниям, которые так часто слышала Элизабет. У леди Кэтрин были глаза человека, чьи руки в свое время вершили Божье правосудие. Элизабет задумалась о том, сохранили ли эти руки свою прежнюю ловкость.

Рассмотрев мать, в чьем облике и манерах она вскоре отыскала некоторое сходство с мистером Дарси, она перевела взгляд на дочь и почти разделила изумление Марии ее худобой и малым ростом. Ни лицом, ни фигурой две дамы ничуть не походили друг на друга. Мисс де Бэр выглядела бледной и болезненной, черты ее лица, хоть и приятные, были совершенно невыразительными, и она большей частью молчала, лишь иногда тихонько обращаясь к миссис Дженкинсон, которая и вовсе не представляла собой ничего примечательного и только выслушивала все, что ей говорила мисс де Бэр.

Так они просидели несколько минут, после чего их направили к окну полюбоваться видом. Мистер Коллинз не преминул указать им все красоты, а леди Кэтрин любезно прибавила, что вид особенно хорош летом.

Обед был чрезвычайно изысканным, со всей обещанной мистером Коллинзом прислугой и сервировкой. Сам же он, как и предсказывал, по желанию ее светлости занял место на противоположном конце стола и выглядел так, будто переживает один из величайших моментов своей жизни. Обстановка не располагала к разговорам. Элизабет охотно поддержала бы беседу, но ее усадили между Шарлоттой и мисс де Бэр, и первой то и дело приходилось напоминать о существовании столовых приборов, а вторая за весь обед так и не раскрыла рта.

Когда дамы вернулись в гостиную, то им ничего не оставалось, кроме как выслушивать рассказы леди Кэтрин о ее попытках изобрести сыворотку, которая замедлит или вовсе исцелит проявления неведомого недуга. Элизабет удивилась, услышав об этом, поскольку все стремления отыскать лекарство от этой чумы считались последним прибежищем наивных простаков. В течение пятидесяти пяти лет этим были озабочены величайшие умы Англии.

Ее светлость дотошно и бесцеремонно расспрашивала Шарлотту о ее домашних делах, на все у нее находился совет, и она объясняла, как следует вести хозяйство в столь небольшом семействе. Элизабет обнаружила, что от внимания великой дамы не ускользала ни одна деталь, когда это давало ей возможность поучать других. Иногда, прерывая беседу с миссис Коллинз, она обрушивала лавину вопросов на Марию и Элизабет – в особенности доставалось последней, о чьей семье леди Кэтрин почти ничего не знала.

– Мистер Коллинз сказал, что вы владеете боевыми искусствами, мисс Беннет.

– Да, хоть и вполовину не столь хороша в них, как ваша светлость.

– О, в таком случае я как-нибудь понаблюдала бы за вашим боем с одним из моих ниндзя. Ваши сестры тоже умеют сражаться?

– Да.

– Полагаю, вы обучались в Японии?

– Нет, ваша светлость, в Китае.

– В Китае? Эти монахи по-прежнему сбывают свое неуклюжее кун-фу англичанам? Полагаю, вы учились в Шаолине?

– Да, ваша светлость, под началом мастера Лю.