Она приняла его комплимент безмолвно, лишь заглянула в самую глубь его глаз. А он в ответ прижал ее к себе, притягивая за локоток, и это было бы недопустимой вольностью, если бы она сама не жаждала этого. Он и представить не мог, что они после той ночи снова увидятся.
– Мей, – его шепот был властным и молящим. Ее глаза приблизились, расширились, расплылись, как озера, как глаза на экране в кино. Ее хрупкое тело было почти неощутимым.
Танец закончился. Все захлопали – чтобы сыграли на бис. А потом снова захлопали, чтобы еще раз на бис, и аплодисменты эти были досадной, нелепой заставкой в промежутке между поцелуями. И снова они сомкнули объятья, и танец этот был едва ли дольше поцелуя. И он, и она были наделены редким даром любить, и она, и он успели поиграть в любовь, пококетничать с другими.
А у Эла Фицпатрика, на нижней палубе, ощущение неразрывности пространства и времени было уже таким сильным, что могло бы стать бесценным свидетельством для современных исследователей новейшей математики. Постепенно, штрих за штрихом, этот чудесный корабль обретал свой истинный вид: просто деревянное корыто, ярко освещенное сорокаваттными лампочками, набитое до отказа обыкновенными, ничем не примечательными оболтусами из обыкновенного, ничем не примечательного городка. Река была просто водой, а луна – обыкновенным плоским, бессмысленным кружком, прикрепленным к небу. Эла раздирали муки ада – ну, если выразиться банально. А если сказать точнее, он испытывал смертельный страх: в горле пересохло, уголки рта скорбно опускались, когда он пытался о чем-то разговаривать с другими ребятами – робкими, грустными мальчишками, которые все крутились на корме.
Эл был постарше остальных – ему двадцать два года, он уж семь лет жил самостоятельно. Работал на заводе Хэммакера и вечерами ходил на занятия – постигал школьную программу. Еще год, и ему светило стать помощником цехового мастера, а Мей Пэрли, с тем пылом, какой можно ожидать от такой своенравной девчонки, привыкшей все делать по-своему, почти пообещала, что выйдет за него, как только ей стукнет восемнадцать. Но чтобы хныкать и скулить, нет, не тот у него характер. И когда терпению Эла пришел конец, он ощутил потребность в действиях. А потому этот несчастный, дошедший уже до отчаянья, выбрался на верхнюю палубу, чтобы устроить там грандиозную бучу...
А Билл и Мей все стояли у спасательной шлюпки, молча прижавшись друг к другу, затаив дыхание и тая от счастья. Когда он приблизился, они немного отпрянули друг от друга.
– Мей, ты? – сурово окликнул ее Эл. – Чего не идешь вниз, танцевать?
– Мы как раз собирались.
Оба, точно в трансе, двинулись в его сторону.
– Что вообще происходит? – охрипшим голосом спросил Эл. – Ты уже часа два тут торчишь.
От их безразличия боль стала еще острее, она прокатилась внутри, перекрывая дыхание.
– Ты знаком с мистером Фротингтоном? – сказала она, стыдливо усмехнувшись, когда выговаривала эту непривычную фамилию.
– Ну, – грубо ответил он, – чего это он тебя сюда затащил.
– Прошу прощения, – сказал Билл. – Мы нечаянно, мы даже не заметили.
– Ах, не заметили... Зато я заметил.
Его ревность рассекла незримые нити, все теснее их связывавшие. Да, все теснее, они выдали себя демонстративной поспешностью, показным равнодушием, стремлением загладить перед ним вину. А он, совершенно забыв о приличиях, поплелся за ними, и вскоре все трое стали свидетелями сцены, которая неожиданно разыгралась на нижней палубе.
Элсуорт Эймс, с улыбочкой, но слегка покрасневший, стоял, опираясь на поручень, а Хэм Эббот пытался что-то втолковать вконец обезумевшему юному здоровяку, который все пытался шмыгнуть мимо него, чтобы добраться до Эймса. Поблизости стояла разъяренная девица, которую успокаивающе обнимала за талию еще одна юная особа.
– В чем дело? – недолго думая, спросил Билл.
Очумевший парень злобно уставился на него.
– Явились сюда, снобы поганые, всем только настроение портят! – заорал он.
– Это он меня так невзлюбил, – небрежно бросил Элсуорт. – Я его девушку потанцевать пригласил.
– Да она и не собиралась вовсе с тобой танцевать! – кричал тот. – Думаешь, раз ты такой шустрый... – а ты вот спроси у нее, хочет ли она вообще с тобой танцевать.
Девушка что-то пролепетала, а потом разрыдалась, тем самым сняв с себя всякую ответственность за происходящее.
– Ты наглец, вот ты кто! – продолжал ее защитник. – Я-то знаю, что ты ей наговорил, когда с ней раньше танцевал. Ты за кого считаешь наших девушек? Они ничем не хуже других, понял, да?
Эл Фицпатрик придвинулся ближе.
– А ну, скинем их всех с парохода, – предложил он, смущенно, но твердо. – Нечего им тут делать.
Робкие протесты прозвучали из толпы собравшихся вокруг, протестовали в основном девушки, и Эббот примирительно положил руку на плечо здоровяку. Но было поздно.
– Это ты-то меня скинешь? – ледяным тоном произнес Элсуорт. – Да только попробуй сунуться, я тебе всю морду расквашу.
– Заткнись, Элли! – оборвал его Билл. – Очень надо связываться. Раз они так – мотаем отсюда.
Он подошел совсем близко к Мей и прошептал:
– Спокойной ночи. Не забудь, что я тебе сказал. Я приеду после обеда в воскресенье – повидаться.
Он пожал ей руку и повернулся и тут же увидел, что парень, затеявший весь этот скандал, вдруг замахнулся на Эймса, правда, тот успел вовремя прикрыться левой рукой. Оба принялись яростно валтузить друг друга, сопя, сталкиваясь коленками, – на том узком пространстве, которое оставила им быстро прибывающая толпа. Билла тут же кто-то сильно дернул за рукав, и он оказался лицом к лицу с Элом Фицпатриком. Вся палуба мгновенно пришла в волнение. Попытку Эббота разнять Эймса с его противником истолковали превратно, и через миг его тоже вовлекли в драку. Глухие удары перекликались с канонадой ударов других пар, сражающиеся оскальзывались на мокрой палубе, врезаясь в тех, кто не принимал участия в битве, и в разбегавшихся во все стороны визжащих девушек. Еще он увидел, как Эл Фицпатрик вдруг рухнул на палубу и так и лежал там, не шевелясь. Эббот услышал крики: «Директора! Где мистер Мак-Витти?», а потом и его противник тоже рухнул от мощного удара, хотя нанес его не он, и голос Билла произнес: «Живо в лодку!»
Затем несколько минут творилась полная неразбериха. Стараясь не попадаться Биллу, чьи кулаки, как молоты, свалили двух лучших драчунов, выпускники все же пытались разделаться с Хэмом и Элли, так что осажденная троица к поручням на корме продвигалась медленно, едва успевая поворачиваться то влево, то вправо.
– Держим мяч! – выпалил вдруг Билл. – Я буду Гарднер, а вы как Брэдли с Мэйаном[1] – классно!
Встревоженное лицо мистера Мак-Витти возникло над полем битвы, и его писклявый голос, поначалу неслышный, в конце концов сделался пронзительным, охладив пыл противников.
– Как вам не стыдно! А ну, Боб... Сесиль... Джордж Роберт. Довольно, кому говорю.
Схватка тут же прекратилась, и воюющие стороны, залитые лунным светом, тяжко дыша, с деланым безразличием уставились друг на друга.
Элли, засмеявшись, вынул пачку сигарет. Билл отвязал канат и прошел вперед по борту, чтобы подтянуть лодку к пароходу.
– Они утверждают, что вы обидели одну из девушек, – неуверенно сказал мистер Мак-Витти. – Так нехорошо поступать, мы ведь вас к себе в гости пригласили.
– Ерунда какая, – все еще тяжко дыша, отрезал Элли. – Что такого? Я сказал, что хотел бы укусить ее в шею...
