– В чем загвоздка!
Тут я понял, что пора принимать решительные меры. Через десять минут переодеваться к ужину, а в эту игру можно играть часами.
– Послушай, дурья башка, – терпеливо сказал я. – Решай, да побыстрее: либо ты мой старый друг Реджинальд Сельдинг, либо эхо в Швейцарских Альпах. Если ты собираешься повторять за мной каждое слово…
Тут появился папаша Глоссоп с коктейлями, и нам пришлось прекратить обмен любезностями. Селедка залпом осушил свой бокал и немного успокоился. Когда дверь за Родди закрылась и мы смогли продолжить разговор, он заговорил уже нормально.
– Берти, – сказал он и взял второй бокал, – случилось нечто ужасное.
Должен признаться: у меня упало сердце. Вы, наверное, не забыли, как я в разговоре с Бобби сравнил Бринкли-Корт с усадьбой из рассказов покойного Эдгара Аллана По. Если вы знакомы с его произведениями, то, конечно, помните, как несладко приходилось у него тем, кто останавливался на ночь в загородном доме, – в любую минуту в комнату мог войти закутанный в окровавленный саван мертвец. В Бринкли до этого пока не доходило, но атмосфера становилась все более и более зловещей, а тут еще Селедка заявляет, что готов поведать нечто ужасное, и еще сильнее нагнетает ощущение надвигающейся беды.
– Что случилось? – спросил я.
– Я расскажу тебе, что случилось, – сказал он.
– Да, будь так добр, – попросил я.
И он рассказал.
– Берти, я думаю, ты понимаешь, что я был в полном отчаянии, когда прочитал это объявление в «Таймс»? – сказал он и взял третий бокал.
– Разумеется. Это вполне естественно.
– У меня голова шла кругом, и…
– Да, ты мне уже рассказывал. У тебя потемнело в глазах.
– Жаль, что ненадолго, – с горечью произнес он. – К сожалению, скоро это прошло. Через какое-то время тьма рассеялась, и меня охватила страшная ярость. Я буквально клокотал от злобы, а потом встал со стула и написал Бобби оскорбительное письмо.
– О Господи!
– И уж постарался от души.
– Ах ты, черт!
– Открыто обвинил ее в том, что она дала мне от ворот поворот из корыстных побуждений, чтобы выйти замуж за более богатого претендента. Назвал ее распутной Иезавелью с морковными патлами и добавил, что очень рад, что наконец-то от нее избавился. Написал, что… не помню, что я еще там написал, но выдал ей по первому разряду.
– Но ты ни разу не упомянул про письмо.
– Я был вне себя от счастья, когда узнал, что объявление в «Таймс» – всего лишь уловка и что она меня по-прежнему любит, и напрочь забыл про злосчастное послание. А сейчас вдруг вспомнил – прямо как обухом по голове. Я даже по… по…
– Поперхнулся?
– Пошатнулся. Ноги стали как ватные. Но у меня все же хватило сил дотащиться до телефона. Я позвонил в Скелдингс-Холл – мне сказали, что она только что приехала.
– Видать, неслась, как поддавший автогонщик!
– Не сомневаюсь. Одно слово – слабый пол. Короче говоря, она уже была там. И жизнерадостным тоном сообщила, что обнаружила на столе в холле мое письмо. И что ей не терпится его поскорей прочесть. Я дрожащим голосом попросил ее не читать письмо.
– Значит, ты поспел как раз вовремя.
– Вовремя – черта с два. Берти, ты же не первый день живешь на свете, и тебе приходилось сталкиваться со многими представительницами противоположного пола. Что делает девушка, когда ей говорят не вскрывать письмо?
Я понял, к чему он клонит.
– Она его вскрывает.
– Совершенно верно. Я услышал звук разрываемого конверта, и… Нет, даже вспомнить жутко.
– Она что, приняла это так близко к сердцу?
– Вот именно, настолько, что мое сердце оказалось в пятках. Тебе никогда не доводилось плавать в Индийском океане во время тайфуна?
– Нет, ни разу не бывал в той части света.
– И я тоже. Но, судя по рассказам очевидцев, это очень похоже на то, что мне пришлось испытать минуту спустя. Она говорила без остановки четверть часа, не меньше.
– И что же она сказала?
– Не могу всего повторить, да и не хочу – даже если бы смог.
– А что ты сказал?
– Она мне слова не дала вставить.
– Очень знакомо.
– Женщины трещат, как пулемет.
