– Лотти! Стой! – рявкнул вслед Флоран, а потом прикрыл глаза, силой заставляя себя смягчиться. – Подожди.
Зазвенели ключи. Он захватил с собой связку у охраны. И теперь, не глядя ни на кого, Флоран поднес нужный ключ к замку на двери камеры Луи. Черные волосы, еще встрепанные после ночи страсти, упали на бледное лицо, по которому сложно было что-то прочесть. Да Флоран и пытался… спрятать любые эмоции сейчас. Только ежился немного, отставляя свечу и отмыкая замок. Тяжелая дверь въедливо заскрипела, открываясь.
– Выходи, Луи. Ты свободен. На этот раз я тебя прощаю, – глухо произнес Флоран, не глядя Луи в глаза, будто стыдясь своей слабости, поражения перед Лотти, прекрасной попаданкой, которая могла вить из них веревки.
Луи не понравилось заявление Лотти. Еще он дружить не нанимался с этим… с-скотом Флораном. Они были, есть и будут навсегда врагами. Еще и соперниками за сердце любимой девушки. Но… Луи понимал хитрость и коварство Лотти. Если не обманывать бдительность Флорана, не вести игру на два фронта, то долго его благосклонность не продлится. И этот недокороль попросту повесит Луи. Но… как же ему претила игра. Как же Луи не хотел, чтобы Лотти улыбалась собственному мужу и приходила вечерами на супружеское ложе! Он не хотел соперничать с Флораном за то, что ему уже досталось по справедливости. Сердце Лотти. Но этот хитрый лис сумел склонить Лотти и на свою сторону. И теперь Луи было сложно. Очень сложно удерживать линию поведения, на которой настаивала Лотти. А не украсть ее и Ивэна, как он мечтал, и не уехать в королевство Остерн, обратившись за помощью к тамошнему королю.
– Спасибо, Флоран, – хрипло проговорил Луи, не глядя на короля, который все-таки… поступил по-справедливости и выполнил обещание, данное Лотти. И выпустил его из темницы. – Но ты… пожалеешь об этом. Я все равно заберу у тебя Лотти. Она моя, – шепотом, еле слышно добавил Луи в спину Флорану, надеясь, что он не услышит.
***
Переодевшись, Флоран ушел в свой кабинет. Уже знал, что этой ночью ему будет не до сна. Так что лишь растопил камин, повалившись в кресло у огня. Не замечая, что даже не до конца закрыл дверь, что тонкая полоска тревожного света падает в коридор. Шторы были плотно задернуты за спиной. А Флоран крутил в руках небольшой острый кинжал. Из головы не выходили слова Луи. Не те, злые, которыми он сыпал обычно. А те, которые тот выпалил, скрутив его. И вывалив на Флорана правду, о которой он не просил! О том, что, возможно, у него был шанс обрести верного друга, крепкую семью, любовь Лотти? Но Флоран сам не позволил этому случиться, ослепленный жаждой власти?
Перед глазами стояло лицо Лотти. То изнемогающее от сладкой страсти, то с мокрыми от слез ресницами.
«Да где он взялся на мою голову со своими нравоучениями?!» – Флоран едва не зарычал от злости на Луи, неосознанно сжав кинжал в руке в желании просто пойти и заколоть этого героя-любовника, чтобы не лез, куда не просят! В постель к чужим женам, например!
Лезвие оцарапало ладонь, и Флоран застонал от неожиданной боли. Ведь сам не понял, как соскользнул пальцами по кинжалу, порезавшись.
***
Ивэн крался из библиотеки по коридору в свои покои, воровато оглядываясь по сторонам, чтобы служанки его не застали. И не доложили Флорану о том, что мальчик опять не спал всю ночь. И читал книги.
Ивэн обожал читать про разбойников и доблестных воинов. Про приключения храбрых бойцов. Про их любовь к прекрасным дамам. Хотя этого он пока не понимал.
Флоран был недоволен им, когда Ивэн не спал всю ночь и потом клевал носом на занятиях. Поэтому он старался не попадаться опекуну на глаза после бессонных ночей. Ну, ладно. Ивэн старался, вообще, не попадаться ему на глаза, чтобы не разозлить. И ему не прилетело. Хотя если честно, когда у него появилась мама Лотти и приехал Луи, Флоран стал вести себя хорошо. И старался не обижать. Но Ивэн все равно боялся Флорана, не забыл о прошлом. И обычно избегал его настолько, насколько возможно. Но сейчас… кабинет Флорана был приоткрыт. Оттуда донесся отчаянный стон.
Ивэн замер, глядя на тонкую щелку света. Он сомневался. Вдруг Флорану плохо? Что ему делать? Войти и выдать себя? А вдруг Флоран разозлится и ударит его? Но стон повторился. И Ивэн толкнул дверь и вошел в покои.
– Флоран? – дрогнувшим тонким голосом спросил Ивэн, испуганно застыв на пороге. – Тебе плохо? Больно? Тебя кто-то ударил? У тебя кровь, Флоран!
Ивэн помнил, как недавно подслушал, как Луи злобно рычал на Флорана. И грозился, что убьет его! Прибьет голыми руками. Он опустил глаза и увидел, как капля крови стекает по ладони отчима. Может, это сделал Луи? Ударил Флорана кинжалом?
У Ивэна на глазах появились слезы. Он был жалостлиыым мальчиком. И заставив себя переступить ногами вперед, он прошептал сдавленно:
– Это из-за меня, да? Я виноват?
Флоран вскинул голову. Кинжал со звоном упал под ноги. Уж кого не ожидал увидеть в предрассветный час – это Ивэна! Но худощавый, едва не дрожащий от волнения мальчишка переминался с ноги на ногу, нерешительно подходя ближе. Отблески огня плясали на его лице, спутанные темные волосы бросали тени на бледные щечки.
Вспомнились слова Луи. О том, что у Флорана не было семьи, а судьба подарила мальчика, которого он мог воспитать, как сына. Который тянулся к нему, а он… запугал. Сначала холодностью, потому что не знал, как вести себя с малышом, цепенел при нем, боясь показаться полным балдой. А потом жесткостью, когда Ивэн подрос, а Флорана стал его опекуном. Сейчас в глазах мальчика он увидел, что Луи прав. И новая фантомная боль накрыла волной.
– Нет, малыш, нет… – хрипло сорвалось с его губ, еще никогда Флоран не называл его так. – Иди спать, ты ни при чем.
Флоран попытался приказать это строго! Но в этот момент прираскрыл ладонь, чтобы осмотреть порез, и зашипел сквозь зубы. Так что роль грозного опекуна-отчима ему не удалась.
Ивэн вздрогнул и инстинктивно отшатнулся от Флорана. Он привык, что после громкого окрика тот обычно замахивается и… Но сейчас этого не произошло. Ивэн покосился на дверь покоев, мечтая сбежать. Но на красивом лице отчима отразилось страдание. Почему? Не хотел сейчас оставаться один и отпускать Ивэна? Или просто было больно? Первое предположение мальчик отмел, так как знал, что Флоран ненавидит его и не может хотеть находиться в одной комнате. А вот второе… Ивэн решительно подступил к нему ближе.
– Дай руку, – впервые за всю свою жизнь требовательно заявил Ивэн и вытянул вперед свою ладошку и достал чистый платок. – У тебя кровь. Я перевяжу.
Ивэн немного смущался командовать взрослым человеком. Тем более Флораном. Он не позволял обычно таких вольностей. Но сегодня, сейчас будто все изменилось. Не в Ивэне, а во Флоране. Но мальчик не понимал, что. Ему было неважно. Ивэн переступил худенькими, как у молодого жеребенка, босыми ногами и поежился от холода. Сквозняк гулял по полу. Он одернул белую ночную рубашку, длинную, почти до пят, и покосился на расстегнутый камзол Флорана. Отчим выглядел, как пьяный. Но бутылок с вином рядом с ним не наблюдалось.
– Тебя Луи обидел? – мрачно выдохнул Ивэн, готовый защищать своего жестокого отчима даже от своего друга, если Флорана обидели несправедливо.
Тот неопределенно дернул уголком губ, не зная, что отвечать. Его волосы были спутаны и растрепаны, а не собраны в обычный хвост лентой. И сейчас, в неверном свете огня, Флоран мог допустить шальную мысль, что они с Ивэном могли быть немного, самую малость похожи внешне. Хотя бы… смотреться семьей. С ним и с Лотти.
– Дай мне графин? – Флоран кивнул на невысокий столик рядом с Ивэном. – А Луи… Нет, это не он. Я порезался, когда задумался. А ты… не боишься разве вида крови?
Флоран мог справиться и сам. Вполне. Подняться с кресла, собрать себя в кучу, промыть порез и затянуть ладонь платком. Или послать все к чертовой матери, и пусть само заживает, как ему будет угодно. Но он не хотел отпускать Ивэна сейчас. Ведь у Флорана царапало в горле от того, как мальчик был заботлив к нему после всего.
– Не дам, – испуганно помотал Ивэн головой и потянулся к графину сам.
Он схватился тонкими пальчиками за его край и наклонил. Но задрожал от внезапно накатившего страха: вдруг уронит? И правда, чуть не уронил. Едва удержал, расплескав лужу воды на пол. Но осторожно поставил хрустальный графин на стол, часто и хрипло дыша. Ивэн не видел себя, но глаза его потемнели от скрываемого, какого-то животного страха перед Флораном. И своей очередной оплошностью прямо перед ним.
Говорить Ивэн уже не мог. В горле пересохло, и он просто потянулся, чтобы провести промоченным от случайно пролитой воды платком по ранке Флорана. И аккуратно стянуть сухие края платка, перевязывая его руку.
– Я не боюсь крови, – хрипло и тихо ответил Ивэн, не глядя на Флорана. – Отец учил меня помогать, если кто-то в беду попал. Я собаку свою однажды перевязал. Когда ее на охоте ранили случайно. И лекарь отказался помочь. Он сказал, что людей лечит, а не зверей. Помню, папа тогда разозлился на лекаря. Сказал, что надо всегда оставаться добрым человеком. Неважно, к людям или к животным… Ну, я пойду?
Ивэн выдавить из себя и снова покосился на дверь. В едином порыве: бежать, бежать… как зверек лесной. Чтобы избежать наказания. Но что-то кололо внутри. И было трудно дышать. Что-то помимо всепоглощающего страха перед Флораном.
Ивэн сглотнул. Зря он вспомнил отца? Настоящего отца своего. И маму. Он знал, что Лотти не его мама. Он ее позвал к себе камушком, из другого мира. Но она полюбила его. А Флорана он всегда раздражал. Особенно, когда про отца вспоминал или маму.
Флоран даже вздрогнул, увидев, какой страх в глазах Ивэна. Мальчик боялся из-за разлитой воды? Или из-за своих ночных похождений? Наверняка, опять в библиотеке просиживал, а Флоран ведь запрещал пртить глаза при свече! Но сейчас точно был не в силах ругать его.
– Не уходи? – тихо позвал Флоран. – Иди ко мне? Тебе холодно босиком.
Он перехватил Ивэна прямо израненной рукой, потянув к себе на колени, странно улыбаясь от боли, прострелившей ладонь. Может, оттого что это было под повязкой, а значит, кто-то позаботился о нем.
Флоран понимал, Ивэн уже не тот мальчонка большеглазый, который ходил за ним хвостом лет пять или больше назад, расспрашивая про дальние страны. И не нужно малышу уже его общество. Но Флорану было нужно. Просто посидеть не одному у камина, поговорить о чем-то, когда на душе саднит гораздо больше, чем в порезанной руке.
