Когда она отпускает меня, я оглядываюсь по сторонам.
Жерар и Эстель проходят мимо, тепло улыбаясь и приветствуя нас.
Их поддержка успокаивает.
Однако Мишель пробивается сквозь толпу, его лицо искажено злобой.
Не говоря ни слова, он хватает Милену и силой уводит ее прочь.
Недоуменное выражение лица Милены усугубляет растерянность Леоры.
Сквозь хаос прорывается ее обеспокоенный голос.
— Что там произошло, Лукас?
Ее глаза полны беспокойства, а в тоне чувствуется тревога.
Я вздыхаю, проводя пальцами по волосам.
— Ты останешься, даже если новости будут плохими? — Спрашиваю я, в моем голосе звучит неуверенность.
Ничего не могу с собой поделать, Леора — это все.
Она — все, чего мне не хватало, и все, что мне нужно.
Как я прожил тридцать четыре года без нее — не знаю.
Но теперь, когда она у меня есть, я никогда ее не отпущу.
Она — единственная женщина, которая заставила меня задуматься о создании собственной семьи, единственная женщина, которую я хотел бы видеть матерью своих детей.
Она снова обнимает меня, прислонившись головой к моей груди.
— Конечно, я останусь с тобой. Я просто хочу тебя.
Я целую ее в макушку.
— Хорошо, потому что мы победили.
— Что? — Она смотрит на меня, в ее глазах стоят слезы. — Они голосовали за тебя?
Я улыбаюсь ей, нежно обнимая ее лицо ладонями.
— Да, они голосовали. Жерар Моро и некоторые другие выступили в мою защиту, и попытки Мишеля очернить нас провалились. Мы в безопасности, Леора. План Антуана сработал.
В итоге пять из семи заинтересованных сторон приняли меня в качестве преемника, и после действий Мишеля я сомневаюсь, что он останется с нами надолго. Возможно, это стало последней каплей. Многие были недовольны им на протяжении последних лет, и теперь, возможно, найдется достаточно людей, чтобы коллективно проголосовать за его уход. Луи, с другой стороны, скоро забудет об этом, ведь ему нравится зарабатывать деньги, а с моими планами на будущее он так и сделает.
Леора снова обнимает меня, слезы радости сменяются тревогой в ее глазах.
— Это все, чего я хотел. — Говорит Антуан, и мы оба оборачиваемся, чтобы посмотреть на его улыбку.
Его глаза блестят от непролитых слез, и я иду обнять его покрепче, прежде чем обнять Лиама.
Но когда я снова смотрю на дядю, выражение его лица меняется. Это уже не та горделивая улыбка, которую я только что наблюдал; вместо нее — безмятежная и довольная, излучающая глубокое удовлетворение. Его глаза передают глубину благодарности и любви, которая задевает меня до глубины души. Прежде чем я успеваю полностью осознать этот момент, время словно ускоряется, и с неожиданным толчком он падает на землю.
— Ammo. — Кричим мы с Лиамом, бросаясь к нему, и на всех наших лицах отражается паника.
— Звони 112! — Срочно кричу я, и Леора тут же вскакивает, быстро набирая номер службы спасения, а затем с удивительной быстротой спускается за нами на землю.
— С ним все будет в порядке. — Шепчет она, ее голос — успокаивающая мелодия посреди бешеной симфонии, окружавшей нас.
Однако в ее глазах читается общий страх, отражение неопределенности, витающей в воздухе.
— Все в порядке. Я готов.
У дяди низкий голос, и мы наклоняемся, чтобы лучше его слышать, но он больше не говорит.
Его глаза закрываются, а дыхание ухудшается, становясь все более тяжелым.
Каждая секунда кажется вечностью, пока мы ждем помощи.
— Где эта чертова скорая?
Боль в голосе Лиама отдается в моей груди.
Как по команде, парамедики бросаются к нам, оттесняя нас в сторону, чтобы они могли приступить к работе.
Леора берет мою руку в свою, по ее лицу текут слезы.
Я не могу осознать всю серьезность ситуации; я оцепенел.
Мне страшно, и паника в груди нарастает, но я не могу этого допустить. Потому что он поправится. Ему должно стать лучше. Он не может нас бросить. Он не может меня бросить.
— В его легких скопилось много жидкости, это состояние известно как плевральный выпот. — Объясняет доктор Руссо, ее тон размерен. — Рак поразил плевру, вызвав воспаление и нарушив нормальный баланс жидкости. Это привело к чрезмерному скоплению жидкости в плевральном пространстве, окружающим легкие. В результате нарушилась дыхательная функция, и он упал в обморок.
Мягкий голос Леоры дрогнул, когда она спросила:
— Ему станет лучше?
Доктор делает глубокий вдох, прежде чем продолжить, ее глаза выражают смесь сочувствия и печали.
— Мне очень жаль, — мягко говорит она, — но его рак сильно распространился. На этой стадии прогноз неблагоприятный, и мы не сможем его вылечить. Сейчас мы сосредоточены на том, чтобы обеспечить ему максимально возможный уход, чтобы справиться с симптомами и сделать его жизнь максимально комфортной.
В голове крутятся мысли «что-если» и «если-бы», мучающие меня возможностью того, что я мог изменить ход событий.
Почему он не сказал нам? Почему мы не потребовали ответов?
