— Она всего лишь девчонка, — говорит Хаулер со злостью в голосе.
Он сжимает руки в кулаки, слова ударяют его в самое сердце.
— Тесси не просто какая-то девчонка.
На периферии видна открывающаяся и закрывающаяся дверь гаража. Джек исчезает в холоде, чтобы выйти из кипящего разговора.
— Так и есть. — Хаулер ударяет пальцем. — Признайся. Она первая девушка, которую ты трахнул после Серены. Она - чертов отскок.
Его терпение лопнуло, ярость запылала в его жилах.
— Хаулер, клянусь, еще раз заговоришь о ней в таком тоне, и я выбью тебе все зубы на хрен.
Раздувая ноздри, Хаулер сползает с табурета, надувает грудь.
— Ну так сделай это.
И он делает. Он врезается кулаком в челюсть своего лучшего друга. Ругаясь, Хаулер, спотыкаясь, возвращается к одной из ржавых машин. Прежде чем Соломон успевает продвинуться вперед, он встает, набрасывается на него, опускает плечо и бьет им в живот Соломона, пытаясь опрокинуть его.
— Детские шаги, — вздохнул Хаулер. — Ты должен делать, блядь, детские шаги.
— Да пошел ты, — ворчит Соломон. Он сильно пихает Хаулера в грудь, отчего тот рассыпается по полу.
Вид лежащего на полу лучшего друга заставляет Соломона остановиться. Он сжал правую руку в кулак и выругался под нос. Какого черта они делают? Дерутся как придурки в гараже его отца, как будто им снова тринадцать лет. Господи. Это ничего не решит.
Тяжело дыша, он провел рукой по волосам. Уставился на Хаулера.
— В чем, блядь, твоя проблема? — требует он.
— Хочешь знать, в чем моя гребаная проблема? — говорит Хаулер, поднимаясь на ноги. — Я боюсь, черт возьми. Однажды я потерял своего лучшего друга, ясно? Ты закрылся, чувак. Мы все тебя потеряли.
Это признание и боль, пришедшая с ним, высасывают ветер из Соломона, заставляют его разжать кулаки. Семь долгих лет он заставлял свою семью, своего лучшего друга проходить через ад. Их беспокойство вполне обоснованно. Он понимает, к чему клонит Хаулер, даже если это нелегко услышать.
Поморщившись, Хаулер проводит рукой по лицу.
— Не получится с этой девушкой, что тогда? Вернешься в хижину? Снова превратишься в гребаного отшельника? — Из него вырывается клокочущий вздох. — Я только вернул тебя, чувак. Я не могу потерять тебя снова. Твоя мама не может. Твои сестры не могут.
— Ты не потеряешь, — говорит он низким и ровным голосом. — Я здесь. И Тесси здесь, и так оно и останется.
— Лучше, блядь, так этому и быть.
Их глаза встречаются, опускаются.
Затем Хаулер застонал, перевернувшись на спину.
— Господи. — Он потирает пальцами переносицу. — Ты ударил меня по лицу, Сол.
— Не в первый раз, — отвечает Соломон. — И ты мне это сказал.
И тогда они смеются. Большой, пробирающий до костей смех, который заполняет гараж и снимает напряжение.
— Послушай, — начинает он, ожесточенно вытирая руки о бедра своих джинсов. — Достаточно того, что я ссорюсь с Эвелин из-за Тесс. Я не хочу ссориться еще и с тобой.
— Что сделала Эвелин?
— Она составила бумаги с просьбой о единоличной опеке.
Поморщившись, Хаулер издал болезненный вздох.
— Ну и дела, чувак.
— Да. — Вздохнув, Соломон покачал головой и сел на ящик. Он смотрит на своего лучшего друга. — Тесс здесь, чтобы остаться. Она держала мое сердце на поводке в ту ночь, когда я с ней познакомился, и тебе придется к этому привыкнуть. Я люблю ее.
Его лучший друг моргнул, челюсть отвисла.
— Правда?
— Да.
— Черт, почему же ты, блядь, не сказал этого с самого начала?
— Потому что я ей еще не сказал. — Он поморщился и провел рукой по бороде. — Я идиот.
— Ты собираешься попросить ее выйти за тебя замуж или что-то в этом роде?
— Да. Я, блядь, собираюсь.
Хаулер опускается рядом с ним, ошеломленный.
