Я бегу вниз по ступенькам, оставляя Джоша там для... чего угодно.
Мне плевать на него.
Когда я добираюсь до Анкина, уже почти восемь, и шоссе забито людьми, идущими на работу. Движение в районе Нейта движется в противоположном от меня направлении, так что я уже чувствую, что нарушаю правила, когда паркуюсь на его подъездной дорожке. Тем более, когда его мама подходит к двери.
Его мама такая милая. Она всегда была добра ко мне. Она, кажется, не знает, что делать с тем фактом, что я стою на ее пороге, и я могу это понять. Раньше мне разрешали входить без стука. Я практически жила здесь в выпускном классе.
Теперь я опасна для ее сына, для ее покоя. Она это знает. Я могу сказать это точно.
— Нейт здесь?
— Он еще не встал.
— Я бы хотела, чтобы Вы его разбудили.
— Тебе не следует здесь находиться.
— Но я здесь.
— Кэролайн, тебе следовало бы поручить это дело колледжу.
Я устала от слова «это». Я много слышала это слово с тех пор, как впервые услышала его от своего отца, слово, используемое как убежище. Эта ситуация. Эта беда. Это разногласие.
Я прокурор. Я не позволю ей прятаться за словами.
— Вы видели фотографии?
Она не может смотреть на меня.
— Кэролайн, я не хочу об этом говорить.
— Так Вы их видели или нет?
— Да.
— Узнали одеяло Нейта на заднем плане?
Она скрещивает руки на груди. Смотрит на пятно на полу у своей ноги.
— На этих фотографиях я, — говорю я. — Но это и Ваш сын, нравится ему это или нет, хочет ли он признать, что на них со мной он. И не я показала всему миру, что они существуют. Это на его совести. Нейту есть за что ответить. Я бы хотела, чтобы Вы его разбудили.
С полминуты мы стоим так. Думаю, она надеется, что я уйду, передумаю, но этого не происходит.
Наконец она поворачивается и поднимается по покрытой ковром лестнице. Она оставляет дверь открытой. Я стою на пороге в сером утреннем свете. Нежеланный подарок на пороге.
Я слышу, как на кухне работает радио. Сверху доносится гул голосов, словесный танец между Нейтом и его матерью, слишком приглушенный, чтобы разобрать детали.
Жалоба. Резкий ответ. Потом разговор становится громче, открывается дверь.
— Почему ты на ее стороне?
— Я нет. Но, если я узнаю, что ты это сделал, не жди, что я поддержу тебя только потому, что ты мой сын. То, что с ней случилось, просто отвратительно.
— То, что она сделала, отвратительно.
— То, что она сделала, она сделала с тобой. А теперь одевайся и спускайся вниз.
Шаги. В ванной наверху течет вода.
Нейт спускается босиком, в красной футболке и джинсах, от него пахнет зубной пастой.
Он потирает рукой шею.
— Я не должен с тобой разговаривать.
— Кто это сказал, декан факультета? Я тебя умоляю.
— Меня могут исключить.
— Может, тебе стоило подумать об этом, прежде чем пытаться разрушить мою жизнь?
Его глаза сужаются.
— Не слишком ли мелодраматично?
— Думаешь, я преувеличиваю?
— Никто не пытался разрушить твою жизнь, Кэролайн. Твоя жизнь прекрасна. Всегда будет прекрасной.
— И что это вообще должно означать?
Его губы сжимаются. Он не отвечает.
— Ты даже не представляешь.
До меня только что дошло, что он не представляет, что наделал.
Когда он сказал, что мы всегда будем друзьями, в какой-то извращенной форме, он имел в виду именно это.
— Ты думаешь, это... как розыгрыш. Как в тот раз, когда вы с ребятами намылили все окна в средней школе или покатили машину футбольного тренера в парк и оставили ее на вершине. Ты что, засиделся допоздна с шестью пакетами пива, дрочил на порно, а потом подумал, я должен пошутить над Кэролайн?
— Кто-то украл мой телефон, — бормочет он.
— О, чушь собачья. Это такая гигантская дымящаяся куча дерьма, что я даже не собираюсь... Боже мой! Ты это сделал, не так ли? Ты думал, что сможешь это сделать, и это будет просто смешно, или потрясающе, или то, что я заслуживаю этого. Ты же не думал, что это испортит мои шансы поступить в юридическую школу. Разрушит мои отношения с моим единственным живым родителем. Ты не знал, что это приведет к тому, что я не смогу спать месяцами, не смогу смотреть на парня, не вздрагивая, не смогу натянуть футболку утром, не подумав: — Неужели это делает меня похожей на шлюху? Я подумывала о том, чтобы сменить имя, Нейт. Мне звонят незнакомые люди и говорят, что хотят воткнуть лезвие бритвы мне в киску. Вот что ты выпустил на волю. Это и миллион других ужасных вещей. Я хочу знать почему.
— Я этого не делал.
Голос у него тихий, сдавленный. Это ложь, наглая и нелепая ложь, которую он бросил здесь, в пространстве между нами. Слишком жалко даже для того, чтобы подкрепить это громкостью, языком тела, чем угодно.