— Послушай, насчет вопросов...
Она проводит тыльной стороной ладони вверх и вниз по моему члену, и у меня отвисает челюсть. Мой мозг отключается. Все напряжение в моем теле занято тем, что уносит меня туда, где ее рука работает надо мной.
— Позже, — говорит она.
Позже работает на меня.
Она толкает меня на спину и седлает, сосредоточившись на моем стояке, потираясь взад-вперед и покачивая сиськами перед моим лицом.
Я самый счастливый парень на свете.
Я сосу ее сиськи, а она скачет на мне верхом. Ее кожа такая бледная, один сосок набухает и темнеет, когда я кручу его между пальцами. Ее глаза закрыты, горло покрыто розовыми пятнами, ее тело поднимается и опускается в медленном, ровном ритме, который я едва могу вынести. Прошло слишком много времени с тех пор, как я это делал. Первые несколько дней после того, как она вышла из моей комнаты, я кипел от неуместного негодования. Я дрочил, как будто планировал сделать из этого профессию. Но через некоторое время я потерял интерес, пал духом.
У меня не было практики последнее время.
Это еще один способ сказать, что у меня выносливость четырнадцатилетнего подростка.
Я хватаю ее за бедра и держу неподвижно. Она хнычет и раскачивается.
— Не надо. Малышка. Серьезно.
— Мне так хорошо.
— Знаю. Слишком хорошо. Если ты будешь продолжать в том же духе, я конч...
Она тянет меня за запястья, пока я не отпускаю ее и кладет их себе на грудь.
— Продолжай.
— Ты хочешь, чтобы я кончил в штаны?
Ее глаза закрываются. Когда я трогаю пальцами ее соски, она втягивает воздух, как будто я делаю ей больно, и это очень, очень хорошо. Затем она давит на меня еще сильнее.
— Кэр, я серьезно.
— Я тоже, — говорит она.
— Это будет грязно.
— Тебе все равно придется постирать эти штаны.
— Да, но все же.
— Я приведу тебя в порядок. Своим языком.
На этом разговор окончен. Вся верхняя часть моего тела покрывается гусиной кожей — верный признак того, что у меня остались считанные секунды. Я завожу руку ей за спину, притягиваю ее вниз, засовываю язык ей в рот, и целую ее, пока мои пальцы на ногах не сгибаются, и мне не приходится запрокинуть голову и закрыть глаза, головка моего члена невыносимо чувствительна, покалывание, трепещущее, сжимающее напряжение движется вверх из меня, горячее и скользкое, когда она замедляется, целуя мою шею, касаясь губами моих ключиц.
Я стону.
Господи.
Я кладу руку ей на затылок, и она хихикает, уткнувшись в ложбинку между моим плечом и шеей.
— Это был интересный звук.
— Заткнись.
— Как будто ты умираешь.
— Клянусь Богом.
— Это прозвучало, как будто тебе было не слишком приятно.
— Это было приятно. Никогда в этом не сомневайся.
Она дрожит у меня на груди, мои руки крепко обнимают ее.
— Мы продолжим через минуту. — Я говорю так, словно нахожусь под водой. — Тогда посмотрим, кто будет смеяться.
Это снова выводит ее из себя, и я наблюдаю за ней, улыбаясь, потому что мы смешны.
Смешные и счастливые.
Я и Кэролайн.
После того, как я перевожу дыхание, до меня начинает доходить, что я придурок.
В буквальном смысле. Я просто позволяю головке моего члена командовать всем.
